Дублин

— Но даже если все предопределено, если вы обречены, умоляю — не падайте духом! Потому что, как бы ни труден был путь, нам велено всегда надеяться!

Его вырастили дед, старый Ричард, и бабушка, и Мартин, привыкнув постоянно находиться в обществе пожилых людей, бессознательно перенял многие их взгляды и отношение к миру, в том числе и осторожность.

Оказавшись перед лицом такого всеобщего мнения, правительство решило сделать то, что всегда в таких случаях делают правительства: «Если не можешь выиграть войну, то просто объяви о победе».

Но голод закончился. И как же свершилось это чудо? Да так, что проще и не придумать. Был издан закон, объявлявший голод несуществующим. Так должно было быть. Виги готовились к большим выборам.

У нас теперь столько денег, что я просто не знаю, что с ними делать.
Но ему не стоило беспокоиться на этот счет. Очень быстро вокруг него появилось множество любезных людей: архитекторы и художники, оформители, продавцы ковров, ювелиры, торговцы древностями, лошадники — в общем, всякого рода специалисты по трате денег.

, которую предлагалось уплатить за землю, в двадцать восемь раз превышала ежегодную арендную плату. Владелец земли получал эти деньги от правительства сразу и вполне мог вложить их в какое-нибудь дело с более высоким доходом. А от арендатора не требовалось даже первого взноса. Правительство просило с него лишь три процента в течение шестидесяти восьми лет.

Несколько лет назад, когда британцы забрали местную власть из рук сквайров-протестантов и ловко передали ее в основном католикам — торговцам, ремесленникам, юристам, — землевладельцы соответственно утратили силу, напомнил всем Шеридан. А в этом августе появился новый, улучшенный Земельный акт.

Работный дом. Само это название пугало. Чисто английское изобретение. Вы могли прийти сюда как в последнее убежище, если не имели работы и находились в крайней нужде. Управлялся работный дом опекунским советом, состоявшим в основном из местных джентльменов. Отвратительного вида здание к северу от Старого города, но О’Коннелл как будто гордился им.

Уильям Маунтуолш знал людей, подобных Стивену Смиту. Мужчин, которые слишком погружались в повседневные политические дела, с их возбуждением, неопределенностью и ночными разговорами, не говоря уже о волнении, которое они испытывали, приближаясь к власти. Они могли провести десятилетия в кулуарах коридоров власти и так и не понять, что жизнь прошла мимо них. Уильям знал: политика — это настоящий наркотик, и Стивен уже подсел на него. Его нужно было спасать.

Будучи вигом, — Дадли Дойл обращался к Стивену, как в суде адвокат обращается к какому-нибудь свидетелю перед жюри присяжных, — вы ведь верите в свободную торговлю, так?

— Да.