Всякий раз, когда отец выходил в сад, ему мерещилась мамина фигура, согнутая над кабачками и подвязывавшая фасоль: расплывчатое пятно, проступавшее сквозь стекла теплицы. Иногда он слышал ее голос, звавший его то из одной, то из другой комнаты пустого дома. И когда он в очередной раз вспоминал, что мамы больше нет, рана снова начинала ныть.