Браслет певицы

Так вот, друг мой, лучший способ скрыть своё невежество – окутать свою деятельность тайной.

Знаете, Суон, я никогда не буду вести дневников. Кроме полевых, конечно, – мрачно заметил Флитгейл, сгружая архив Брюстера обратно в коробки, стоящие на полу. – Мало того, что это всё надо писать, так ещё потом, не приведи Господь, кто-то это ещё и читать будет. И вообще, что за фанфаронство, что за амбиции – всякое своё дурацкое мнение увековечивать на бумаге!

Говорю же — там полная неразбериха, куча кабинетов, все ходят, пьют кофе и никто ничего не знает…

Примадонна была трагически бледна и беспричинно пуглива.

— Понимаете ли, я очень несчастна.

— С драпировками и цветами?
— Да, пожалуй.
— Подать гороскоп?
— О, да, Алоиз!
— Изволите с шаром? — уточнил секретарь, сияя.

Столько, знаете ли, вранья и пустых слухов! Вуду всякое, ритуальный каннибализм, кровавые жертвоприношения, чудеса! А я пишу всё как есть, исключительно — всё как есть.

Эти отвратительные сцены ревности! Эта мелочность! Эти оскорбительные обвинения!

И этот мавр! — он ворвался в мой номер, осыпал меня оскорблениями, чуть не убил бедного Мишеля, представьте — отобрал у него бонбоньерку и буквально вышвырнул его вон! Это было невыносимо!

Представьте себе: я пела в Париже с одним молодым тенором, очень успешно, и подарила ему на память милую безделицу, золотую бонбоньерку с эмалью.