Екатерина Ивановна

И он как паразит, и существует только, как бы это сказать, только благодаря нашей нечистоплотности.

ибудь человека, на улице или у нас в Думе, и подумаю: а как легко можно его убить! — и мне станет так его жалко и хочется быть таким осторожным, чтобы даже нечаянно как-нибудь…

Я пойду умирать. Катя, пойдем умирать!

Стрелять надо уметь. Неудачный выстрел — даже в себя, даже в друга или любовницу — оставляет чувство стыда.

Я этого не могу понять и все спрашиваю себя, все спрашиваю себя: да неужели моя жизнь так вредна, или ненужна, или противна ему, что он хотел отнять ее — убить? Разве может быть так противна чья-нибудь жизнь?

Во все время отсутствия Коромыслова она остается в той же позе, но плакать перестает.

Ведь когда я сошелся, сходился с вами, я ведь думал, что вы живой человек, и, как с живым, борьба и все такое — а оказался просто мародером, который грабит трупы!

вы не вакханка. Вы что-то мертвое, умершее, и вы развратничаете или начинаете развратничать во сне!

писать с тебя вакханку, Мессалину, и вообще черт знает кого. Боже мой, какая это темная сила — человек!

Садится на прежнее место в позе отчаяния и безысходности, но при входе Коромыслова меняет ее на более спокойную.