Пьяные

полминуты дышал ему в ухо.
– Жену свою ненавижу! – проговорил он.
Адвокат поглядел на него с

Народ всё низкий, подлый, избалованный.

губы, по старой московской привычке – целоваться без разбора, при всяком

то вся душа моя кипит, сдержать себя едва могу, чтобы не сгрубить ей. Просто такое делается, что и сказать нельзя. Уйти от нее или сказать ей правду никак невозможно, потому что скандал, а жить с ней для меня хуже ада. Не могу сидеть дома! Так, днем всё по делам да по ресторанам, а ночью по вертепам путаюсь. Ну, чем эту ненависть объяснишь? Ведь не какая-нибудь, а красавица, умная, тихая.
Паразит топнул ногой и запел:

Нет у меня человека, которому я мог бы душу свою открыть…

Нехорошая, пьяная, бесстыдная жизнь. Ты образованный, умный человек, а только усмехаешься и пьешь со мной, ни… никакой помощи от всех вас… А ты бы, если ты мне друг, если ты честный человек, по-настоящему, должен был бы сказать: «Эх, подлый, скверный ты человек! Гадина ты!»
– Ну, ну… – забормотал Альмер. – Иди спать.

Никому я не верю, всех подозреваю, и чем ты ласковей со мной, тем мне мучительнее.

как врага постылого, как этого самого, извини, паразита.

Другие веселеют от водки, а у меня злоба, противные мысли, бессонница. Отчего это, брат, люди, кроме пьянства и беспутства, не придумают другого какого-нибудь удовольствия? Противно ведь!
– А ты цыганок позови.

Фролов нагнулся к Альмеру