Братство охотников за книгами

…Написанное стихотворение — всего лишь веха, переправа, межевой столб на бескрайнем поле, коим является жизнь поэта.

При мерцающем свете свечи два человека переглянулись, словно заговорщики. Но не полумрак камеры способствовал их внезапному единению, такое родство душ возникает, если есть общая страсть, и епископ отбросил сомнения, он понял, почему удостоил смертника визитом: их роднила любовь к книгам, ко всему, что связано с книгами.

Христофору предстоит сделать непростой выбор: военная карьера или церковная служба. Но он не хочет быть ни солдатом, ни священником. Море для него единственный выход. На востоке оно принадлежит брату и старшим членам семейства, которые и так богаты. А Христофору остается лишь запад, который, похоже, никому не нужен.

Христофор мысленно аплодировал проделкам сумасшедшего картографа.

Теперь же волны рассекали мощные эскадры, не страшившиеся быстрых течений и ураганов. Более всего братство опасалось горячих испанцев, которые по воле Бога или по капризу адмирала могли взять курс на что угодно. Вынужденный принять меры предосторожности, Иерусалим решил отправить все эти корабли как можно дальше.

После подпольного переиздания подстрекательских писаний Джона Уиклифа и Яна Гуса нездоровым ветром реформ повеяло над немецкими, английскими, чешскими, голландскими епархиями, в общем, везде, где влияние инквизиции было не столь сильным, как в Италии или Испании.

После падения Византии сияние папского престола день ото дня слабело. Лишь Иберийский полуостров и несколько итальянских княжеств признавали Рим столицей христианского мира. Павел II был все более одинок.

В каком-то смысле Вийон помогает Людовику больше, чем какой-нибудь блестящий теоретик или университетский профессор. Рассказывая о своей жизни, о женщинах, о своей боли или о Париже, он словно предлагает всем подданным королевства разделить одну судьбу. Его стихи объединяют французов — жителей Пуатье или Пикардии: это единый гимн, единый язык, что важнее и выше всех диалектов и Церквей. В отличие от Медичи Людовик XI не сведущ в греческом и латыни, зато прекрасно знает язык своей страны, которым виртуозно владеет мэтр Франсуа. Король не является большим любителем поэзии, он просто видит в Вийоне певца зарождающейся нации.

всю свою жизнь он едва ли прочел хотя бы одну книгу, но почерк своего друга Франсуа знал хорошо: веселые, игривые знаки; легкое перо словно порхало над листом, выводя ровные строки. Жесткие буквы этого немецкого манускрипта невозможно было представить себе в мадригале или рондо. Зато они как нельзя лучше подходили пламенным призывам проповедника. Испытывая интуитивное отвращение к грубым линиям и плотным, без единого просвета, строчкам, Колен чувствовал, какая фанатичная непреклонность исходит от этой рукописи.
*

Взаимные ненависть и презрение египетских чиновников высшего ранга и мамелюков — вот на чем держался халифат. Связь куда более прочная, чем если бы она была основана на добрых чувствах.