Наброски пером (Франция 1940–1944)

Маленькая девочка осторожно открывает коробку с сыром, аккуратно трогает его пальчиком и отдает матери, обрадованно говоря: Maman, il est bien fait [420]. Французы с детства разбираются в еде, в качестве пищи. Их прожорливость отвратительна и в то же время является свидетельством культуры. Еда из банок или из котла просто для утоления голода хороша для любителей Eintopfgericht и других варваров. Кухня — искусство, требующее мастерства. Различение видов устриц, фруктов, мяса, сыров, вина; умение составлять меню требуют такой же культуры, как умение отличать хорошие картины от плохих или умение выбирать литературу для чтения. Один французский рабочий, работающий у немцев, сказал мне как-то: «Месье, люди, которые так едят, не могут быть хозяевами мира

Чем проще мысль по отношению к собственному «Я», чем она искреннее и прямее, когда основывается исключительно на коротких «да» или «нет», к которым она в конечном итоге всегда приходит; когда человек действительно хочет честно поговорить с самим собой, — проще жить. К сожалению, человек носит в себе постоянное и непреодолимое желание играть перед самим собой большую роль, имея не ахти какие способности. Носит в себе целый театр, даже не театр, а ярмарочный балаган, и играет целые спектакли. Зритель в человеке, «Я», воспринимает это самым серьезным образом, бурно восторгается, смотрит растроганно и мнет платок. И не чувствует фальши, потому что облекает свою мысль в слова, наслаждается формой, не чувствуя, что содержание-то дворовое.
Есть в человеке стремление к махровому самообману и снобский страх, чтобы перед самим собой, даже перед самим собой, не выглядеть интеллектуальным простаком. Никто не знает чужих мыслей, а люди чаще всего думают так, будто считаются с принятым мнением. И поэтому лукавят в отношениях с самим собой так же, как и в отношениях с другими людьми. По поводу и без повода. Бася сказала мне однажды: «Тебе легко говорить о простоте мысли, о ее ясности, поскольку ты счастлив». Я ей ответил: «Ошибаешься, подумай, насколько легко я мог бы стать несчастным». Я не ищу счастья, потому что пришел к великой истине, что я его нашел. Мне кажется, я неглубокий и поверхностный и не в состоянии быть станком, ткущим мысли. В любом случае, я не в состоянии быть Плошовским

О чем люди будут думать, когда килограмм сахара перестанет быть историческим событием?

нация, созданная для жизни в эмиграции, потому что только в эмиграции мы можем творить чудеса. У себя дома мы теряем весь разгон, и каждый мечтает быть чиновником. Как только Польша и наша святая отчизна немного перестает морочить нам голову, мы становимся одним из лучших человеческих материалов, мы движемся, цветем и пахнем, зарабатываем деньги. Мы даже думаем, что, в принципе, нам несвойственно.

Это больная старая дева, отложенная на край семейной тарелки, как косточка из супа.

Сделать из толпы стадо баранов, убить в ней здравый смысл, как коллективный (если коллективность вообще может быть разумной), так и индивидуальный, замучить ложью, притупить, уничтожить мышление и рефлексы внутренней оппозиции.

мне на ум приходит Кайзерлинг (77): il faut subir son époque pour agir sur elle [209],

Незащищенному гражданину вбиваются в голову кодексы беззакония с помощью револьвера, пулемета, броневика и контроля частной жизни. А над всем этим пропаганда, эксплуатирующая всех и вся, чтобы придать подобие истины все более грязной и грубой лжи. На полях сражений гибнут люди, по всему миру гибнет Человек, превращаясь в животное, выхолощенное и думающее только о том, чем набить желудок и что сделать, чтобы прожить на день дольше, чем другая особь из стада, подгоняемого кнутом и подталкиваемого в спину стволом заряженного пистолета. Все это оставит свой след, деградация будет длиться годами. Ведь, чтобы из скота, каким является человек, сделать человека, нужны годы. Чтобы сделать из него еще большего скота, достаточно минуты. После войны мы опять должны вернуться к одной из систем, измывающихся над человеком?

Современное государство стало молохом, пожирающим миллионы людей, существом, требующим постоянных жертв и рабства, в котором человек как личность, представляющая определенную мысль и дух, перечеркнут, растоптан, уничтожен. То, что мы воспринимаем сегодня как право, законы и кодексы, и, еще хуже, то, что мы привыкли считать фактором, управляющим отношениями между людьми, является обычным беззаконием. Сегодняшний человек считает допустимым, что его письмо может быть открыто и прочитано, доставлено или нет, что в его квартиру можно войти без постановления суда, что его отправят в лагерь или убьют без суда. Законы и кодексы нового мира — это беззаконие, изложенное в параграфах, вдолбленных в отупевшие умы стада двуногих, которые привыкли и реагируют только тогда, когда это касается кого-то непосредственно. Хочется кричать, выплюнуть легкие, выть от того, что принят и считается нормальным принцип «цель оправдывает средства», ВСЕГДА являющийся ПРЕСТУПЛЕНИЕМ — преступлением, которое когда-нибудь нас похоронит.

Скоро настоящий патриотизм будет заключаться в том, чтобы быть за русских, американцев или англичан. А чтобы сохранить хоть немного свою национальность, вам придется целиком и безапелляционно принять какую-нибудь другую.