Искусство быть

Но хорошо известно, что тот, кто несет ответственность за других, также обладает правом распоряжаться ими.

Кто хотя бы раз не был тронут добротой лица человека, которого он видел только минуту и с которым никогда не говорил? Кто не испытывал ужаса, вызванного по-настоящему злым лицом, которое вы видели всего лишь миг?

Современный человек отчужден от других людей и стоит перед дилеммой: он боится близкого контакта с другим человеком и так же боится остаться один и не иметь никакого контакта. Обычный разговор выполняет функцию ответа на вопрос: «Как жить одному, но не одиноким?»

Такие слова, как «развитие человека», «потенциал роста», «самоактуализация», «опыт или размышления», «здесь и сейчас» и многие другие, обесценились благодаря различным писателям и группам и даже были использованы в рекламе.

Если говорить о потребительских товарах, то их реальная ценность увеличивается на цену рекламы и за счет имени производителя. И как может быть иначе в системе, чей главный интерес заключается в максимизации прибыли, а не в достижении максимальной пользы для человека.

Конечно, эту главу можно было бы закончить прямо сейчас словами: «Читайте труды мастеров жизни, учитесь понимать настоящее значение их слов, создавайте Ваше собственное убеждение о том, что Вы хотите сделать с Вашей жизнью. Отбросьте наивную идею, что Вам не нужен ни учитель, ни образец, что Вы сможете в течение Вашей жизни открыть то, на что лучшие умы человечества потратили тысячелетия — и каждый из них пользовался трудами, которые оставили его предшественники.

Узаконенная собственность — это совершенно иное. Это — с позиций функционального владения и бытия — другой элементарный вид опыта личности и мира. Эти два вида опыта можно найти почти во всем: редко находятся те, у кого нет опыта владения, гораздо больше тех, для кого это почти единственный опыт, который они приобрели. Для большинства людей характерно в основном смешение владения и бытия в структуре их характера. Однако, как ни просто выглядит концепция и само слово владение, описать опыт владения тяжело, особенно потому, что такое описание может быть успешным, только если читатель не просто воспринимает его умственно, но и пытается мобилизовать свой чувственный опыт владения.

Ясно, что я могу иметь не больше того, что могу использовать соответствующим образом. Это единство владения и использования имеет несколько последствий: (1) моя активность постоянно стимулируется, потому что владение только тем, что я использую, постоянно побуждает меня к действию; (2) стремление к собственности (алчность) подавляется тем, что я могу хотеть иметь только то количество вещей, которое соответствует моей способности к их продуктивному использованию; (3) трудно развиться зависти, так как будет бесполезно завидовать другому, если я поглощен использованием того, что имею сам; (4) меня не волнует страх потерять то, что имею, так как функционирующая собственность легко заменяется.

Пятый подход состоит в концентрации ваших мыслей и чувств вокруг целей жизни, таких, как преодоление жадности, ненависти, иллюзий, страха, нарциссизма, стяжательства, садизма, мазохизма, лживости, недостатка аутентичности, отчуждения, безразличия, некрофилии, мужской патриархальной доминантности или связанного с этим женского подчинения, и достижение независимости, способности критически мыслить, отдавать, любить. Этот подход заключается в попытке открыть неосознанное присутствие любых из этих «плохих» качеств, как они устроены, как они формируют структуру вашего характера, условия их развития. Этот процесс зачастую очень болезненный и может вызвать большое беспокойство. Он требует, чтобы мы осознали свою зависимость, когда верим в то, что влюблены и лояльны; чтобы мы осознали свою самовлюбленность (нарциссизм), когда верим, что всегда добры и предупредительны; чтобы мы осознали наш садизм, когда верим, что желаем другим только добра; свою разрушительность, когда верим, что это наше чувство справедливости взывает к наказанию; чтобы мы осознали нашу трусость, когда верим, что действуем чрезвычайно предусмотрительно и «реалистично»; чтобы мы осознали свою боязнь свободы, когда думаем, что всего лишь не хотим никого обидеть, чтобы мы осознали свою неискренность, когда думаем, что лишь не хотим быть жестокими; чтобы мы осознали свое коварство, когда верим, что абсолютно объективны. Как сказал Гете, только если мы сможем «представить себя авторами всех мыслимых преступлений» и как это плохо, мы сможем быть достаточно уверены, что сбросили маски и находимся на пути к осознанию того, кто же мы на самом деле.

Когда мы откроем элементы самолюбования в нашей дружественности или садистские наклонности в нашей готовности помочь, шок может быть таким сильным, что в этот момент мы почувствуем себя полностью бесполезными созданиями, о которых ничего хорошего сказать нельзя. Но если мы не позволим этому потрясению остановить нас и продолжим самоанализ, то сможем обнаружить, что этот шок настолько велик — из-за нашего нарциссического мнения о себе, — что служит препятствием на пути дальнейшего анализа и что не только негативные желания, которые мы в себе открыли, являются нашими движущими силами. В тех случаях, когда это происходит, человек скорее всего пойдет на поводу у своего сопротивления и прекратит анализ.

В самоанализе, как и в психоанализе a deux, есть только одна сложность, о которой нам следует знать с самого начала: эффект вербализации.

Предположим, я встаю утром и вижу голубое небо и яркое солнце, я полностью осознаю окружающее, оно делает меня счастливым и более живым. Но мое ощущение состоит в осознании неба, моей реакции на него, а не слов, родившихся в мозгу, типа «Какой прекрасный солнечный день». Как только эти слова появляются, и я начинаю думать об окружающем этими словами, ощущения каким-то образом теряют свою интенсивность. Если вместо этого мне в голову приходит мелодия, выражающая радость, или картина, выражающая то же чувство, то ничего не теряется.

Граница между осознанием чувства и выражением этого чувства словами очень подвижна. Существует полностью невербализированный опыт и близкий к нему опыт, в котором слова выглядят как сосуд, который «содержит» чувство и все же не вмещает его, так как чувство постоянно течет и переполняет сосуд. Слово «сосуд» скорее похоже на ноту в нотной записи, которая является символом тона, а не тоном как таковым. Чувство может быть тесно связано со словом, но пока слово остается «живым», оно не вредит чувству. Но наступает момент, когда слово отделяется от чувства, то есть и от говорящего человека, и в этот момент оно теряет свою реальность, превращаясь в комбинацию звуков.