Облепиховый чай

Впереди тебя — сотни тысяч зим,
До весны дожить — невозможный труд.
Самолёт дрожит, ну и чёрт бы с ним!..
Всё равно когда-нибудь все умрут!

Я говорю с Богом

Я говорю с Богом.
Часто, но тихо,
Чтобы никто не услышал.
Так делал Набоков
И Бродский.
И (по секрету) Ницше.

Он отвечает. Честно.
Но — долго.
Спросишь в апреле,
Глядя в разрез небес, но
Он что-то скажет —
И выпадет первым снегом —
На третьей неделе
Ноября,
Рассыпая снежинки, как яд,
По дорогам,
Размытым осенней капелью
(Её называют дождём
Или слезами Бога).

А я говорю:
«Подождём», — и вперёд.
Недотрога.

Иду — а в ладошках
Лучи —
Первобытного солнца.
Говорю в облака:
«Не молчи»,
Он смеётся,
И кленовым огнём
Разноцветится тут же изнанка
Планеты — и звёзд.
Это Бог
Отвечал на вопрос,
Что ему задавали
(Когда-то)
Петрарка и Кафка.

Помнишь, в детстве
Собирали счастливые билетики,
Разноцветные,
Пахнущие бумагой.
— Мне в Полесье.
— Мне в город, что прячет лето!
— Мне в Заветы!
— До центра!
— В Оттаву!.. — В Прагу...

И водитель,
Похожий на Деда Мороза,
Оторвёт от катушки цветной билетик.
Вы летите,
И песню поют колёса
О дороге,
О счастье,
О целом свете.

Вдохновенно
Слагаешь по тройкам цифры,
Торопливо, украдкой (а вдруг сойдётся!).
...Шепчешь в небо
Желание, цель, молитву,
И в разрезе облака
Видишь солнце.

А теперь лишь
Бездушные чеки в ленте.
Отрываешь бездумно —
Цена и время.
Но тебе ли,
Мой Принц, на твоей планете
О Земле грустить
И считать потери?

...Я во сне
Ухожу по дороге ветра.
Двухэтажный
Автобус — героем мифа.
Мне, пожалуйста,
Дайте цветной билетик.
...Я сижу у окна.
И слагаю цифры

Самое главное — не заболеть до весны.
Не заболеть весной. Не заболеть.
В клетках оконных видеть живые сны,
По кинолентам кварталов сквозь время лететь,

Быть не безумцем, но без ума от звёзд,
От разноцветных линий пустых дорог

Под твоим самолётом — потоки снов
В обездвиженном воздухе кружат вальс.
На крыле — узор ледяных цветов
Прорастает сквозь серебра атлас.

Если дышишь ты высотой небес,
Если в сердце ветер свистит и жар,
То полёт — твой путь, и звезда, и крест.
Только в нём живёт и цветёт душа.

Впереди тебя — сотни тысяч зим,
До весны дожить — невозможный труд.
Самолёт дрожит, ну и чёрт бы с ним!..
Всё равно когда-нибудь все умрут!

А тебе — на взлёт, в облака, к мечте,
Так, что чувства, мысли навзрыд, вразрыв,
Ледяные крылья

В тем-
Но-
Те

Разрезают
Воз-
ду-
ха
шат-
ры.
Догорев огнём, прозвенев звездой,
Разорвавшись ворохом огней,
Ты летишь, отчаянный, живой —
Ты земных людей во сто крат живей!

Тех, кто с детства был в небеса влюблён,
Высота навечно в себе хранит.
Если небом ты наповал сражён,
Верный путь — один —
Оставаться с ним.

Раз ударивший в спину однажды ударит ещё,

А она говорит: «Не боли, не гори, не расти,
Этот проклятый мир ни обнять, ни убить, ни спасти».
На замёрзшей руке перепутались нити-пути,
За спиной — фонари — белоснежным пятном на карте.
Мокрым крошевом снега по чёрной дороге идти,
Научиться любить и прощать, научиться цвести,
Приходить в твои сны и в руках незабудки нести,
Словно робкое солнце в привычно завьюженном марте.

Я — как тень от кинжала с зазубренным остриём,
Мне так боязно жить, даже зная, что мы — вдвоём.
Я твержу и твержу — да святится пусть имя твоё,
То молитвой, то просьбой к какому-то древнему Богу.
...Твою руку держать — под дождём, под грозой, под огнём,
На земле быть — невестой, в воде быть твоим кораблём,
Оставаться с тобой наравне — в ураган или шторм
И сложить череду белых пятен на карте в дорогу.

И твой город мне кажется лучшим из городов,
А улыбка твоя — самой искренней и спокойной.

Впереди тебя — сотни тысяч зим,
До весны дожить — невозможный труд.
Самолёт дрожит, ну и чёрт бы с ним!..
Всё равно когда-нибудь все умрут!

Мне снился тот, о ком не говорят
Ни песней, ни в стихах, ни вслух, ни молча.