Семинары. Работы Фрейда по технике психоанализа

В применении к технике (что используется довольно часто, но все же мы советуем нашим ученикам умерить использование данного приема) это выражается вопросом типа: "У вас, конечно, есть какая-то мысль относительно меня7". Подобное подбадривание иногда достигает того, что рассуждения пациента оформляются в замечание, касающееся либо манер, либо внешности, либо мебели аналитика, либо особенностей сегодняшнего сеанса и так далее.

Пациент может описывать себя в перепалке со своим бакалейщиком или парикмахером — в реальности же он осыпает бранью персонажа, к которому он обращается, т. е. аналитика.

История есть прошлое лишь настолько, насколько прошлое историзировано в настоящем — историзировано в настоящем потому, что было пережито в прошлом

полное восстановление истории субъекта как раз и является главным, определяющим, структурирующим элементом аналитического прогресса.

Рассмотрим теперь понятие субъекта. Вводя такое понятие, вводят самого же себя. Человек, который говорит с вами, — это человек из ряда других: он пользуется некачественным языком.

Идеалом анализа не является полное самообладание, бесстрастие. Речь идет о том, чтобы субъект стал способен поддерживать аналитический диалог, говорить не слишком рано и не слишком поздно. Вот к чему стремится дидактический анализ.

обратиться прямо к небольшому примеру; я постараюсь сначала представить его вашему разумению и лишь затем — на доске, так как нет ничего более опасного, чем вещи на доске — они всегда выглядят несколько плоско.

"Мне казалось, я понял, что он хочет сказать то-то и то-то", — и замечать им в ответ: "Больше всего мы должны остерегаться чересчур много понимать, понимать больше того, что содержится в речи субъекта". Интерпретировать и воображать, что понял, — это вовсе не одно и то же, но как раз противоположное. Я бы даже сказал, что дверь аналитического понимания открывает нам определенный отказ от понятности.

Именно исходя из такой воображаемой функции мы можем понять и объяснить, чем является эго в анализе. Я говорю не об эго в психологии, где оно представляет собой синтетическую функцию, а об эго в анализе — функции динамической. Тут эго проявляется как защита, отказ.

Примерно тем же духом пронизаны речи г-на Пиаже об эгоцентричном мире ребенка. Можно подумать, взрослые в чем-то превзошли здесь детей! Любопытно знать, что же на весах Вечности может служить мерилом наилучшего восприятия другого такое восприятие, как у г-на Пиаже в его года и в его положении наставника, или же такое, каким обладает ребенок. Мы видим, как ребенок изумительно открыт всему, что взрослый сообщает ему о смысле мира. Задавался ли кто-нибудь вопросом, что значит для такого чувства другого чудесная восприимчивость детей ко всему относящемуся к мифу, легенде, волшебной сказке, истории — и та легкость, с которой они отдают себя вовласть рассказа?