Дальше – шум. Слушая ХХ век

Ходила шутка, что Веберн изобрел обозначение pensato: “Не играй ноту, только подумай о ней”.

Рембо: “Следует быть абсолютно современным”.

“Где бы мы ни были, – писал Джон Кейдж в книге Silence (“Молчание”), – то, что мы слышим, – в основном шум. Когда мы его игнорируем, он раздражает. Когда мы прислушиваемся, он захватывает”.

В ткань музыки вплетается берлинская усталость от всего мира.

Американский критик Пол Розенфелд, в 1920-е и 1930-е – высокопарный защитник музыкального авангарда, называл этих художников олицетворением “мистицизма небоскребов”,

Вторая мировая оказалась войной, которая на самом деле никогда не заканчивалась.

“Знаете, я стал трусом, я трус, я всего боюсь, я даже ваше письмо сжег”.

Шопенгауэр в “Мире как воле и представлении” замечал, что музыка может найти свой пафос в равной степени и в обыденных домашних спорах, и в агонии дома Агамемнона.

“Где бы мы ни были, – писал Джон Кейдж в книге Silence (“Молчание”), – то, что мы слышим, – в основном шум. Когда мы его игнорируем, он раздражает. Когда мы прислушиваемся, он захватывает”.

И все же качество музыки имело очень малое значение. Значение имело отношение Стравинского к музыке, отношение к ней других и его отношение к их отношению.