Авторицы и поэтки. Женская критика: 1830–1870

После Татьян, вся жизнь которых проходила в мечтаниях при луне о милом и бросалась, как ненужный хлам, куда бы то ни было: в монастырь, в загул разврата или законную проституцию, когда этот милый не мог предложить им свое сердце и руку, — мы видим женщин, которые не довольствуются более не только мечтаниями при луне, но и счастьем с милым, а требуют себе доли в жизни, считавшейся веками недоступной для них.

каждая сила в первых своих проявлениях наделает много бед, прежде чем успеют обуздать и направить ее, да не в том беда — плохо, когда нечего ни обуздывать, ни направлять

Преобладание мужчин над женщинами — явление естественное — говорят некоторые. Было ли какое-нибудь господство, спрашивает Милль, которое не казалось бы совершенно естественным для тех, в чьих руках оно находилось? Рабовладельцы уверяли, что негры по самой природе своей не способны к наслаждению и предназначены для удовольствия рабовладельцев. Но не только люди, выгода которых требовала сохранения рабства, находили его естественным: рабы никогда не предъявляли притязаний на участие в господстве, а хлопотали только об ограничении угнетавшей их тирании. Наконец, понятие о естественном так различно, что даже Аристотель нисколько не стеснялся объяснять господство греков над рабами тем, что в человечестве бывают различные натуры, свободные и рабские.

Kак семья, построенная на справедливых началах, может служить школой добродетелей, порождаемых свободой, семья, основанная на подчинении женщины, бывает школой деспотизма

Можно считаться гуманным человеком и в то же время открыто признавать самую вопиющую несправедливость. Такое противоречие происходит, потому что в большинстве случаев те люди, которые сами добры и справедливы в своих отношениях с женами, женщинами, вообще смотрят на это просто, им и в голову не приходит, что они могли бы, то есть имеют право поступать иначе. Они забывают, что если сами не пользуются властью, им данной, то ведь такая же власть дана не одним добрым и порядочным во всем мужчинам, до самых грубых, самых порочных.

Первые опубликованные произведения женщин были восприняты снисходительно, ибо «какой варвар не осмелится похвалить то, что нежная, белая, прекрасная рука написала»

частливейшее существо! Но когда мне устроили будуар, дали уборную, учредили гостиную, представили пленников, подданных; предложили власть, отличие, славу, собственным примером и наставлением пробудили во мне вкус к венку истории и в то же время предоставили только пансион, только лишь куклу, игрушку, поверхностное и мелочное в жизни, в мысли, в слове — безжалостные! Чему же вы дивитесь, что мы вооружились и в будуаре, и в уборной, и в гостиной авторством. Все другое оружие вы у нас отобрали себе, а свои вкусы и стремления в нас вдохнули — чем же нам побеждать?

— Уж если пошло на правду, — перебила я его, — то я вас делаю судьей; рассудите сами, ну как тут быть? Kогда все у нас отняли: университет отняли, кафедру отняли, свободу отняли — все у нас отняли отцы, мужья, братья и сыновья... Хорошо! Я не огорчаюсь: отняли так отняли, отвели нам особый удел: будуар, уборную, гостиную, поручили воспитание детей, домашний быт — согласна, не бунтую, да зачем же вместе со всем тем не отняли у нас мужского же удела — тщеславия: из будуара, уборной и гостиной не прыгнешь одним pas en avant — в историю. Не соблазняй меня своим примером отец, муж, брат, сын, не домогайся они с утра до ночи ежедневно в моих глазах местечка в истории — я бы была спокойное,

Например, г-же де Сталь и нашей русской Буниной [15], да и многим другим крепко доставалось за ум, знания, дарования и необыкновенный порыв.

Настоящий мужчина нынешнего века! Хоть в рай посади его: он заговорит таки о подписчиках и деньгах.