Комната снов. Автобиография Дэвида Линча

нередко говорил о, как он их называл, “вау-женщинах”, и хотя в детали не вдавался, я знал, что они в каком-то смысле сумасбродные. Дэвид был заинтригован сумасбродной стороной жизни».

Это примечательная и воодушевляющая книга, посыл которой предельно прост: разреши себе выражать себя так свободно и полно, как только возможно, верь в то, что это стоящая затея, и в то, что она тебе под силу.

двойственность. Линч говорил: «Все это находится в таком зыбком состоянии, вся оболочка, этот мир так несовершенен», и понимание этой идеи – ключ к его творчеству[1]. Мы живем в царстве противоположностей, в месте, где добро и зло, дух и материя, сердце и разум, невинная любовь и грязная похоть сосуществуют друг с другом в хрупком перемирии. Работы Линча выходят в сложную для понимания зону, где сталкиваются прекрасное и уродливое.

ПУСТЬ КАЖДЫЙ БУДЕТ СЧАСТЛИВ

ПУСТЬ КАЖДЫЙ БУДЕТ ЗДОРОВ

ПУСТЬ ПОВСЮДУ БУДУТ ДОБРЫЕ ЗНАКИ

ПУСТЬ СТРАДАНИЯ ОБОЙДУТ НАС СТОРОНОЙ

МИР

Роберт Джонсон не умел играть на гитаре, пока не встретил дьявола на перекрестке, и после этого он начал играть как сумасшедший.

Если спросите про типаж, то я отвечу, что предпочитаю брюнеток-«библиотекарей», чья скромная наружность скрывает в себе бушующее пламя…

В каком-то смысле я верил в Бога, когда взрослел. Я особо об этом не задумывался, но просто знал, что есть что-то, что следит за порядком вещей и направляет его. Одним воскресным утром, когда мне было четырнадцать, я задумался о том, что походы в церковь ничего мне не дают. Я знал, что ничего не вынес для себя, и сейчас, возвращаясь в прошлое, понимаю, что тогда я начал становиться на путь Махариши. Когда я работал над фильмом «Голова-ластик», то смотрел на фотографии индийских мастеров и думал: «Это лицо знает что-то, чего не знаю я. Возможно ли существование такой вещи, как

Именно там располагался исследовательский центр «Экспериментальный лес Бойсе Бейсин», и мой отец отвечал за экспериментальный лес. Слово «экспериментальный» очень красивое. Мне оно просто очень нравится.

В контексте работ Линча неудивительно, что его детские воспоминания – это смесь света и тьмы. Возможно, работа его отца, связанная с больными деревьями, наделила его повышенным осознанием того, что он называл «дикая боль и упадок», мелькающее за фасадом вещей. Какой бы ни была причина, Линч был необычайно чувствителен к энтропии, которая пожирает все новое, и это его беспокоило.

Помню, как в пятом классе мы сидели у тротуара и читали Mad вслух, и я просто вопил, когда увидел первую серию “Твин Пикс”, вспомнив то самое чувство юмора». Сестра Линча подтвердила его слова: «Наш смех в те времена был заслугой Дэвида»