Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Отними у медсестер и официантов возможность вымещать зло на клиентах – они просто умрут от комплекса неполноценности.

какой прок говорить с тем, кто всегда прав?

жить одним только разумом не получается. Человек живет чувствами, а тут никакая правота не поможет.

Неужели так и не понял или забыл: разрушает не другой, разрушаешь только ты сам».

Я жениться на тебе хочу.

– Зачем?

Лежа в постели, Лилиан сквозь бутылку розового смотрела на свет. Прямоугольник окна в зеленом бутылочном стекле мерцал кровоточащей раной. Клерфэ отнял у нее бутылку.

– Чтобы ты опять не исчезла без следа.

– Но я же оставила в «Рице» свои чемоданы. Думаешь, замужество для женщины важнее? Что это – гарантия возвращения?

Наше несчастье заключается в том, что мы верим в наше право на жизнь. Но нет у нас такого права. Если мы это осознаем, по-настоящему осознаем, то вместо потока горькой лести мы вдруг сможем услышать и действительно елейные речи.

а в каждой прыщавой студентке несомненно можно почувствовать нечто от духа Медеи и Аспасии — жизнь без перспективы.

тому же гонщики чувствуют себя в машине, как и женщины — в вечернем платье: если они им по душе, они в них не простудятся.

— В наше время слову «счастье» придают несколько преувеличенное значение, — провещал виконт де Пэстр. — Проходили целые века, когда это слово было вообще неизвестно. Его вообще не связывали с понятием «жизнь». Почитайте китайскую литературу периода её расцвета, индийскую, греческую. Люди стремились тогда не к эмоциям, в которых коренится слово «счастье», а к неизменным и ярким ощущением самой жизни. Там, где это ощущение исчезает, его начинают путать с эмоциями, возникают кризисы, романтика и пустой эрзац поиска счастья.
— А разве ощущение жизни не эрзац? — спросила Лилиан.
— Более достойный человека. — парировал де Пэстр.

«Сегодня настоящий день духов, — подумала она и села на кровать. — В радиоприёмник забрался Клерфэ и только и ждёт момента, когда сможет ворваться на своей ревущей машине в комнату, а теперь ещё и эта телеграмма, из-за которой кажется, что в окно заглядывают молчаливые лица».