Империя Кремля. Советский тип колониализма

Основоположник этой политики Ленин был осторожен, терпелив, тактичен. Он главную ставку делал на убеждение. Его преемник Сталин делал ставку на индивидуальный, групповой, классовый и национальный террор.

Внутри советской империи, где с начала 30-х годов местный национализм был объявлен главной опасностью, в столкновении между коммунизмом и национализмом физически побеждал коммунизм, но духовно — местный патриотизм. Доказательства? При тридцатилетнем господстве Сталина не проходило и года, чтобы не было чисток в мусульманских республиках от «буржуазных националистов», «пан-исламистов» и «пан-тюркистов»; более того, вся мусульманская коммунистическая интеллигенция в Татаро-Башкирии, Туркестане и на Кавказе была уничтожена во время ежовщины тоже по обвинению в «буржуазном национализме»

при каждом столкновении коммунизма с национализмом побеждал национализм, если его не подавляли танками

Из истории взаимоотношений коммунистических стран Восточной Европы и Азии с Советским Союзом мы хорошо знаем, что когда их интересы приходили в противоречие между собой, то всегда побеждала не их общая коммунистическая идеология, а их собственный национализм.

Человек, ставший неверующим, все-таки не перестает быть самим собой. Поэтому, когда советский активист из Туркестана говорит, что он атеист, но мусульманин, то этим он указывает на культуру и нацию, к которым он принадлежит. Отсюда вопрос об уничтожении ислама среди мусульманских народов СССР связан для партии с ее общей стратегической, но явно утопической, целью: с денационализацией национальностей.

Ислам — это не только вера, но одновременно и синтез национального мышления и национальной психологии.

Но — удивительное дело — ни тридцатилетний физический террор Сталина, ни 70-летний психологический террор гигантской государственной машины атеизма не достигли поставленной цели: отрешить мусульман от своей религии и от мусульманского образа жизни не удалось. Через 70 лет после уничтожения мечетей, медресе, мулл, даже «арабистов», то есть людей, умеющих читать Коран и возглавить молитву, около 80 % мусульман, по советским данным, открыто признают себя верующими, а остальные 20 %, как выражался Хрущев, не верят на службе, но верят дома.

«Я получил повышение по службе и как начальник отдела наркомата финансов переезжаю в Ташкент… По улицам бродят голодные матери с детьми и с мольбой во взоре протягивают руки за подаянием. Трупы, бесконечные груды трупов, как дрова, наваливают на грузовики и отвозят на свалку, где кое-как зарывают в общих ямах. Голодные уцелевшие собаки, разрывают ямы и дерутся за добычу. Не раз я видел эти страшные грузовики — катафалки смерти» («Пути советского империализма», Нью-Йорк, издательство им. Чехова, 1954).

Только в период «холодной войны», в конце 40-х годов, когда Сталин совсем распоясался и угрожал новой войной, внешний мир узнал не только о гитлеровском геноциде против евреев, но и о сталинском геноциде против мусульманских народов (военная цензура союзников во время войны не разрешала печати своих стран писать о депортации крымских татар, северокавказцев, калмыков и немцев Поволжья).

К важнейшей из специфических причин надо отнести живучесть и неистребимость ислама, который за 1200 лет своего господства в Средней Азии, в Татаро-Башкирии и на Кавказе органически перерос из первоначальной одной лишь веры — в субстанцию национального бытия, формируя адаты[1], характер, и психологию людей в единый духовный мир, общий для всех мусульманских народов СССР. Даже такие жестокие правители, как большевики, убедились теперь, что ни разъединить, ни уничтожить этот исламский мир невозможно иначе, как через физическое насилие, что Сталин и практиковал методически и систематически. Его наследники стараются делать тоже самое, но только через духовное насилие.