Ненастье

Бывают книги-омуты. В которые ныряешь с головой в глубину. Но этот роман — даже не омут. Это чёрная дыра. Омут глубокий, но в нём точно есть дно. Чёрная дыра бесконечна. Она затягивает. Подобно ей, роман тянет вас из этой жизни. Тяжёлое липкое повествование обволакивает вас, превращая в частицу мира героев.
Это «Преступление и наказание» нашего времени. Тут есть Раскольников, есть Сонечка Мармеладова, такая же невыносимая в своей чистоте и нежелании бороться. Есть Свидригайлов. Есть такие же детально-молекулярные повествования, настолько подробные, что читать их нет сил.
Тут нет положительных героев. Впрочем, отрицательные тоже отсутствуют. Есть только настоящие люди.

Это тяжелая и сумбурная, но очень честная книга. Про людей, про их горе и радости, про каждый день обычной жизни на фоне нетривиального сюжета. Стоит прочесть однозначно.

Начала читать после рекомендации Акунина:
"У меня редкое событие. Я прочитал чужой роман. Что вообще невероятно – до самого конца. Обычно, даже если книга мне нравится, я останавливаюсь на середине. Как только уяснил фокус – останавливаюсь. Сюжет мне обычно неинтересен. Гинекологи на стриптизе зевают.
Но роман Алексея Иванова «Ненастье» я прочитал очень внимательно. Это не только хорошо написано, но и очень интересно по материалу.
Вообще-то я хотел поставить этот статус в формат «только для друзей», чтобы издатели, переводчики и литагенты из числа френдов взяли эту книгу на заметку. Мне кажется, коллеги, что у этого романа хороший мировой потенциал. Еще никто так убедительно и в то же время увлекательно не рассказывал о метаморфозах российской жизни последней четверти века".

Книга запечатала меня в коробку своего повествования, заклеила скотчем и я 2 недели сидела в темном влажном воздухе эпохи 20-летней давности, иногда выныривая на изумительно образные и обаятельные описания природы, настолько контрастно прекрасные по сравнению с историями героев, что жмурилась я как от яркого света после мрака, но в результате этой черно-белой клетки, а точнее черно-белых витиеватых узоров, вышла, на мой взгляд, абсолютно настоящая вещь, слегка демоническая, болотистая, но очень настоящая, с тончайшем срезом России 90-х годов, а точнее героев 90-х годов - простых людей ее создающих...
Страшно, страшно осознавать, что описанные события были так не давно. Изначально кажется, что описанное совсем не похоже на нашу сегодняшнюю жизнь, однако поразмыслив немного, отбросив впечатления и амплитуды того времени, становится еще страшнее, ведь голая правда так и качует из десятилетия в десятилетие - среди мусора и правил системы, суть человека, его индивидуальность, в любом случае перемалывается, как маленький колосок под лапами комбайна, и не важно насколько этот колосок тверд, высушен и не хочет стать хлебом.
Спасибо Борису Акунину, прочитала по его рекомендации на FB.

Сюжет в романе — как из палп-фикшна 90-х: инкассатор из бывших афганцев ограбил собственный броневик и взял наличными, в мешках, сто сорок миллионов рублей: эта — первая — сцена датирована 2008-м, а дальше мы узнаем, как протагонист пришел к этому решению, что собирался с этими деньгами сделать и чем все это кончилось.
Перед нами тот редкий случай, когда сам автор, еще до того как читатель очухается, успевает вскарабкаться на табуретку и продекламировать микроэссе о том, почему следует довериться именно ему в мире, где торжествуют графоманы и халтурщики.

Лучшая книга о 90-х, которую я читал. Спасибо Борису Акунину за рекомендацию.

Отлично передана эпоха через судьбы людей.

Какая унылая хрень. Как надоело читать про тупых людей. И истории эти - Афган, 90-е - вроде недавно было, а уже читается как седая летопись.
Роман писать было ни к чему.

Казалось бы банальная тема бандитские разборки, афган, тёрки бандюков и деловых, территория желтообложечных брошюр в мягких обложках....но какое увлекательное повествование! Какие образы, метафоры и натянутый как тетива лука сюжет. Давно не получал такое удовольствие от книги. Прямо сейчас буду искать другие произведения этого таинственного пока для меня автора.

Сюжетная линия – как беспроигрышная лотерея, в которой нет места и времени ни на тщеславие, ни на ожидание разрешения дилеммы: джек-пот или утешительный приз. Нечаянным, смущенным призраком на заднем фоне мелькает суровый, крадущийся с полной боевой выкладкой Евгений Николаевич П. – как обязательный атрибут эпохи Крымнашезации всей страны, как ревнивец ко всякому, волей или неволей ступившему на его владения. «Откуда ты здесь, да еще с такой простой фамилией?», - читается по его немым губам.
Но конъюнктура спланированным движением, с расхристанным остервенением, разбивается в отчаянные осколки. Выход за флажки – как предсказуемое, но отнюдь не обязательное условие. Вероятность его появления – 50/50, будто с тобой играют в «орел-решку». Но оно состоялось, потому что за флажками не так натоптано. Из фарфоровой пыли и бесформенных обломков возводится, скрепляется по-советски безупречным моментальным клеем, новый вазон. И он кажется анти-архитектурным, причудливым лишь на первый взгляд, только на начальном этапе сборки. Два шага назад – и нет ощущения мозаики, исчезает рассинхронизация. Все под контролем, конструкция имеет место быть. «Мы здесь работаем, люди в курсе».
Мастер может позволить себе топтаться и даже наглухо пережимать пуповину, подающую кислород для ЦА. Заслужил. Целевая аудитория беспорядочно увеличилась в размерах, она превратилась в угрозу, у нее бесформенные ожидания. И вот, вальяжные глорихантеры, пришедшие сюда прямиком из кинотеатра с поп-корновыми стаканами в руках, начинают отваливаться - как отработавшие ступени ракет. Первыми в расход идут дамы, ошибочно отклонившиеся с привычного маршрута по проспекту Синди Ш. У ненастья нет почвы для пледа и конформизма. Нет посадочных страниц, заточенных под верных слуг культа потребления. Нет маркеров для искусственно накачанной высокопарности в отношениях между М и Ж. Да, будет щекотка, которую можно ошибочно принять за любовь. Но такую любовь, которую не пожелают ни себе, ни дочерям, поскольку она потребует отдачи, жертв. А много ли вообще тех, кто готов жертвовать? Поэтому дураков, а – точнее – дурочек, на этом горизонте нет. Зайдут, быть может, но не задержатся. Так что минус 100500, как и спланировано.
Но свято место пусто не бывает, даже если это место шута. И вот с него начинают публично жевать, словно мантру, что-то про девяностые. А какие, к едрени фени, 90-ые? Тебе руку отрезали из-за гангрены, напился и уснул в сугробе, на морозе. А ты иррационально винишь в этом облезлую больничную палату, в которой воешь от отчаяния и фантомных ощущений? Никакие это не 90-ые, с их «никого не жалко, никого». Это вообще вне временного значения. А если бы значение имело, то надо быть упертыми и до конца въедливыми. Это - 80-ые, детка. И да, то, что сейчас скажу; то, что последует за этой строкой, вот это - действительно важно. Тогда было ЖАЛКО ВСЕХ.
Каждый видит свое. Я вижу в ненастье русский квадрат. Две стороны - два надвинутых друг на друга автомата Калашникова. Две другие стороны - два безучастных, застывших, разинутых от изумления рта. Обреченный, зацикленный сам на себе квадрат обязательно распадется, но всем от этого станет еще хуже. А по-другому мы по-прежнему редко умеем в мирное время и слабо научены в западне.
«Ненастье» – это про то, что точки бифуркации случаются чаще перекуров. Про то, что через Рубикон ты переходишь дважды на дню, перепрыгивая через трамвайные рельсы. Про то, что твою революцию у тебя украдут. В том числе и потому, что и на людях, и в быту зачастую мы, как и прежде, «за деньги, но если посадят или убьют – то за идею».