Вилли

И он говорит «чудесно». И выглядит при этом не как псих, а совершенно нормально

Если уж потерялся, то ведь лучше не одному жить. А с кем-то, кто тоже потерялся.

Передо мной стоял очень длинный мальчишка-старшеклассник. Рукава зелёного свитера были ему коротки, смешно торчали тонкие руки. Я сначала и увидел только руки и свитер, а потом поднял глаза и разглядел всё остальное. Вздёрнутый независимый нос, серые глаза и короткие, торчащие во все стороны светлые волосы.

акое всё-таки это ужасное место – школа. Человеку там улыбаться почему-то запрещено. Улыбнулся – и привет, дневник на стол!

– Он что любит? Математику, там, или географию? Путешествия? – Я пытался делать умный вид. Будто я во всём этом разбираюсь.

– Не знаю… Путешествия, может.

– Тогда пойдём, это там, где карты.

Зачем тебе глаза

Знаешь, иногда это даже важнее. Важнее, что тебя помнят, чем то, что тебя никак не могут найти.

Знаешь, иногда это даже важнее. Важнее, что тебя помнят, чем то, что тебя никак не могут найти.

А Марк ответил:

– Я видел, знаешь… как ты проиграл гонку. Там, на финише. Всё видел. И подумал, что ты хороший друг. И что такого у меня нет.

У меня уши стали горячие. Хороший друг. Ну-ну.

– Стой, – сказал Вилли, и я затормозил. Прямо у дороги валялась жёлтая варежка, давно, наверное, с самой зимы.

– Привет, – сказал ей Вилли.

– Здравствуйте, – на всякий случай вежливо сказал я.

Варежка поздоровалась в ответ, и я даже не удивился. Велосипед разговаривает, чем варежка хуже?

– Ты потерялась? – спросил я.

– Тут все потерялись, – объяснила она. – Такой город.

Какой ещё город?.. Пустырь и пустырь, завален всяким мусором. Ой, нет, не мусором.

– Увидел, нет? – спросил меня Вилли.

И тут я увидел. Правда целый город. Потерянный карандаш рисовал что-то в потерянном блокноте. Оторванная пуговица смотрела на меня через очки без стёкол. Два ключика, позвякивая о чём-то своём, пили чай из забытого кем-то термоса.

– Они ждут, пока их найдут? – спросил я у Вилли.

– Да нет, уже не ждут. Просто живут тут, и всё. Если уж потерялся, то ведь лучше не одному жить. А с кем-то, кто тоже потерялся.