Политика воина. Почему истинный лидер должен обладать харизмой варвара

«Я не верю, что судьба накажет нас за наши действия. Я верю, что судьба накажет нас за наше бездействие».

«Великие действия не терпят мелочных колебаний, истинное мужество не затрудняет себя щепетильностью, — пишет он. — Тот, кто заботится о малом и забывает о великом, наверняка заплатит за это позже» [78].

Города всегда существовали между добром и злом, между роскошью и нищетой, творчеством и террором, новыми идеями и гаджетами. Такие места надо скорее чувствовать, нежели судить. Представьте массы народа, населяющие эти богатые города-государства: они счастливы в своих бетонных ульях, живут кино, телевидением и интернетом, перетекают от одного безумства к другому и до такой степени обработаны чужими мнениями через всеохватную сеть электронных медиа, что их индивидуальность подвергается опасности, даже если они громко заявляют об обратном [11].

Языческая добродетель Макиавелли — это общественная добродетель, в то время как иудеохристианская добродетель гораздо чаще личная.

Фукидид учит нас, что цивилизация подавляет варварство, но никогда не может уничтожить его

сильные делают то, что могут, а слабые страдают, как должны

скоро станет возможным убивать или брать в плен виновников жестоких преступлений, не причиняя вреда подвластному им населению

ам, где доминирует власть закона, можно ожидать, что кто-то будет терпеть страдания, не прибегая к ответному насилию. Но в обществе, где царит беззаконие, готовность терпеть страдания указывает на слабость, что, в свою очередь, может спровоцировать нападение. В мире без Левиафана творится нечто подобное: лидер альянса может играть роль вождя варваров. Теоретически в мировой политике господствует международное право; на практике отношения между двумя странами регулируются своего рода дуэльным кодексом. Линд отмечает, что «и хрущевская концепция «мирного сосуществования», и конкуренция за страны третьего мира, и установка «горячей линии» были созданы для ритуализации борьбы за власть, а не для прекращения ее». Такие договоренности, продолжает он, «могут быть сопоставимы с продуманными правилами, сопутствующими аристократической дуэли». Этот кодекс может не быть иудеохристианским, однако он нравственный. Даже в царстве беззакония слишком неадекватная реакция — как в 1982 г., когда тысячи жителей Бейрута погибли от действий Израиля, стремившегося обезопасить свою северную границу, — может быть расценена как беспричинное насилие и тем самым лишена оправдания. Во все времена тот, кто был известен силой, должен был быть известен и милосердием. Вождь варваров может время от времени защищать своих безнравственных подданных (как США поддерживали некоторых диктаторов во время холодной войны), но, если будет делать это слишком часто за счет всего остального, вполне может потерять уважение и быть свергнутым. Будущее, в котором риск быть убитым для враждующих вождей возрастает многократно — благодаря внезапным атакам на компьютерные командные пункты, — идеально подходит для применения дуэльного кодекса.

все времена тот, кто был известен силой, должен был быть известен и милосердием.

в мире, где нет универсального вершителя справедливости, дискуссии по поводу «справедливости» и «несправедливости» войны не имеют особого значения за пределами интеллектуальных и юридических кругов, где такие дискуссии и проводятся. Государства и другие организации — от Соединенных Штатов до «Тамильских тигров» — будут начинать войну, когда решат, что это в их интересах (стратегических или нравственных), и, соответственно, не станут обращать внимания на то, что кто-то посчитает их действия несправедливыми.