Чем сильнее отрыв финансовых и государственных структур от других слоев общества, тем огромней объем виртуальных ценностей. Эти ценности удобны для верхов, они обезличены, труднее контролируются, не связаны с обузой производства, могут быть в принципе спекулятивными и защищенными от рисков. Со временем извлечение прибыли из финансовой сферы становится более выгодным и «чистым», чем обременительное получение дохода с деятельности того или иного производственного предприятия.
Но рано или поздно наступает момент, когда возникает недоверие к этим виртуальным активам. И тогда вспыхивает желание преобразовать их в нечто более надежное, в том числе материальное. Но, как правило, к этому моменту объем виртуального «мешка» уже не соответствует объему действительных материальных ценностей. Начинается обрушение виртуальной пирамиды, приводящее к разрушению нижерасположенных связей, в том числе производственных. Образно говоря, происходит схлопывание виртуального вакуума. Ветры недоверия раскачивают и разламывают такое общество, основательно засыпая обломками массы, которые обычно не разбираются в истинных причинах кризиса.
Так разжиревшая махина виртуальных отношений, возвышающаяся над предметным миром, главенствующая над ним тайно или явно, сама выращивает экономическую неустойчивость и приводит к кризису. При этом конкретные импульсы дестабилизации, стимулирующие возникновение кризисов, могут быть самыми различными /4/. То есть у экономического кризиса много «пусковых кнопок», поэтому уповать на исключительную значимость какой-либо одной из них не следует. Глобальная же пружина кризиса коренится в логике деятельности финансовой сферы, именно она ответственна за его природу.