Церемонии. В молодости я, как положено канадцу XX века, думал, что все слишком отрепетированное – не «искренне», и ставил превыше всего искренность – что для меня означало жизнь, лишенную красоты, хоть и не совсем лишенную порядочности. Для меня годилось все, что угодно, лишь бы оно было «искренним», даже если это означало – нищим, неграмотным и сбивчивым.
Война вылечила меня от этого. Я увидел искренность и чистосердечное смирение хороших людей, воюющих за дело, которое они не могли сформулировать словами, за страну, о которой знали очень мало, за «ценности», которые в их присутствии никто никогда не подвергал сомнению. Я видел, как искренность обращается в злобу у людей, пострадавших от огня своих, если этим людям не за что ухватиться, негде увидеть что-то большее за мешаниной убеждений или просто покорности, с какой лучшие из них шли на войну. Они не знали церемоний, которые могли бы осветить им путь. Их лишили даже мирского блеска монархии и патриотизма – те были развенчаны «искренними» мыслителями, сдирающими покровы со всего, что стоит хотя бы самую чуточку выше плоскости посредственности. В жизни этих людей отсутствовало великолепие. И все же: верил ли я, и если да, то во что?