Сильмариллион

Улмо для эльфов на рогах из раковин, страх эльфов перед морем сменился скорее желанием. Тогда Улмо сдвинул с места остров, что издавна один

величия через высокомерие он пришел к презрению

Свет погас; но наступившая Тьма являлась бо́льшим, нежели просто утратой света. В тот час создана была Тьма, что не сводилась к недостаче, но словно бы обладала собственным бытием, ибо злоба сотворила ее из Света; и Тьма эта обладала властью ослеплять взор, и входить в сердце и мысли, и подавлять самую волю.

Ибо сам Манвэ зла был чужд и не мог понять его сути, и знал он, что изначально в помыслах Илуватара Мелькор был во всем равен ему.

И вот возведен был Нарготронд (Тургон же все еще жил в чертогах Виньямара); и сыновья Финарфина съехались туда на пир; приехала и Галадриэль из Дориата, и осталась на время в Нарготронде. Король же Финрод Фелагунд так и не взял себе жены, и Галадриэль спросила его — почему так? Тогда дар предвидения снизошел на Фелагунда, и молвил он: «И я тоже принесу клятву и должен быть свободен исполнить ее и уйти во тьму. Да и ничего не останется от моего королевства, что мог бы унаследовать сын».

Но тот, кто сеет ложь, соберет в итоге обильный урожай, и вскорости сможет он отдохнуть от забот своих, ибо другие станут сеять и жать вместо него.

Однако они повиновались решению Манвэ, ибо тот, кто защищает законную власть противу бунта, не должен бунтовать сам.

Столь глубоко было ее горе в то время, как звучала Музыка, что песнь ее превратилась в плач задолго до завершения, и мелодия скорби вплелась в темы Мира еще до того, как возник Мир.

Не может быть «истории» без падения — все истории в конечном счете повествуют о падении — по крайней мере для человеческих умов, таких, какие мы знаем и какими наделены.

творец вторичной реальности желает быть Богом и Повелителем своего личного произведения. Он упрямо бунтует против законов Создателя — особенно же против смертности