Хрупкие фантазии обербоссиерера Лойса

— Мой врач в Страсбурге считал, что кофе плохо для сердца.

— Да-да, слышали. — Доктор Флах презрительно отмахнулся рукой с зажатой в ней трубкой, — и трясучка от него, и паралич, и остановка сердца. А вот Френсис Бэкон считает кофе замечательным средством от меланхолии, подагры, алкоголизма и даже от цинги

Андреас поднял с земли зеленые глаза, и мастер прочитал в них безразличие.

— Оставь меня в покое, — прозвучал усталый голос

«Как быстро чай и кофе стали доступны бюргерам и ремесленникам, — подумал мастер, — а ведь еще каких-нибудь тридцать-сорок лет назад они были драгоценными жидкостями, которые пили из миниатюрных чашек мейсенского фарфора исключительно в аристократических гостиных. Теперь напитки стали дешевле, чашки больше. А фарфоровые фабрики, как грибы, выросли по Европе. Табак, чай, сахар, шоколад, прогресс в технике и медицине — как много всего принес XVIII век, насколько веселей стало жить! Если бы только не войны…»

По одежде и повадкам уверенного в себе красавца казалось, что не он следует за модой, а она за ним

Иоганн Якоб проснулся от укусов. Это были клопы — бич Людвигсбурга, впрочем, как и любого другого современного европейского города. До сих пор мастеру удавалось их избегать; незваные гости появились в его кровати после того, как туда неделю назад впервые наведался Андреас. Вместе с клопами к мастеру пришло счастье. Счастье называло его «папиком» и каждую ночь топотало по бревенчатому полу: по пути к нему, а потом — по пути обратно, ненадолго останавливаясь в кладовке. Кроме клопов, с той ночи не переводилась и холодная телятина.

— Bluemchenkaffee, как и просили, но, хоть убей меня, не пойму: почему немцы называют кофе «цветочным»?

— Могу объяснить — это как раз по моей части, — отозвался Иоганн Якоб. — Когда полвека назад в Мейсене начали делать первый европейский фарфор, на донышке чашек и пиал рисовали цветы — это они переняли у китайцев и японцев. Отсюда и Bluemchenkaffee. А потом то же стали делать и другие фабрики.

Автор книг и статей по русской литературе XIX и XX веков, а также по раннему мейсенскому фарфору — объекту его собирательской страсти.

Суверен, должно быть, встал из-за стола: его челюсти что-то дожевывали.

Что было глупо: ведь к нынешнему, 1762 году состав глины давно ни для кого не был секретом

сумерках мастер прошелся по городу, где прожил почти десять лет