Смерть — мое ремесло

Есть ведь такие вещи, забыть которые означало бы остаться безродным и сирым, забыть которые означало бы сделаться нищим и беспомощным, обеднить самого себя. Историческая память человечества не должна утратить ни подвигов, ни злодейств прошлого и никогда не должна прощать прошлому ни подлости, ни измены, лишь потому, что эти измены и подлости отделены прошедшими годами.

Искусство и литература, как историческая совесть людей, не имеют права допустить нового господства фашизма над народами и новой опустошительной бойни.

Прогрессивная литература всех народов взяла на себя долг быть памятью человечества и стражем его совести.

Когда нам на пути попадалась какая-нибудь ферма, мы уничтожали всех ее обитателей, наполняли трупами колодцы и забрасывали их сверху гранатами. Ночью мы вытаскивали всю мебель на двор фермы, зажигали костер, и яркое пламя высоко вздымалось на снегу. Шрадер говорил мне, понизив голос: "Не нравится мне это". Я ничего не отвечал, смотрел, как мебель чернеет и коробится в огне, и все вещи становились для меня как бы ощутимее - ведь я мог их уничтожать.

- Черт возьми, вот чепуха-то! Существует лишь один грех. Слушай меня внимательно, Рудольф: грех быть плохим немцем.

Я - ничто.

Это было его любимое выражение. И, как всегда, когда он произносил его, меня охватило чувство неловкости и какой-то вины, будто я был причиной тому, что такое почти богоподобное существо, как мой отец, - ничто.

Я не сводил глаз с большой коленопреклоненной, неподвижно застывшей фигуры отца, и мне казалось, что это к нему, а не к богу обращаюсь я со своей молитвой.

— Сколько стоит бетономешалка?

Гуго сплюнул.

— Я не покупатель.

— Две тысячи марок! — крикнул Зиберт, надрывая мешок с цементом.

Цементная пыль закружилась в воздухе, обволокла нас, и я закашлялся.

— А мы, — сказал Лимонная Корка, — сколько мы стоим?

— Марку?

— Не больше.

Наступило молчание. Но было ли это настоящее молчание? Действительно ли они больше не разговаривали?

— Двадцать пфеннигов.

— И это приличная цена.

Лимонная Корка с яростью вскинул лопату.

— Так сказать...

— Что так сказать?

— Человек стоит дешево.

Я повторил про себя: «Человек стоит дешево» — и снова погрузился в тишину.

Прогрессивная литература всех народов взяла на себя долг быть памятью человечества и стражем его совести. Из опыта и образов прошлого она отбирает то, что нельзя предать забвению и чего не сберечь ни в документе, ни в простой людской памяти — «душу» событий.

Между тем... - выдохнул Хагеман, - да позволено мне будет заметить... - он улыбнулся, поднял свои жирные руки и подождал, пока служанка выйдет, - я слышал, что на оккупированной территории наши солдаты... сталкиваются с величайшими трудностями... когда хотят вступить в половые сношения с русскими женщинами. Те и слышать не хотят... Нет, что вы на это скажете?.. Ну, если еще за ними долго ухаживать... но... - он помахал рукой и, понизив голос, продолжал: - но чтобы так, запросто... понимаете? Ни в какую!

- Поразительно, - с гортанным смешком проговорил Бетман. - Они должны бы почитать для себя за честь...