Исследование ужаса

Тропическая тоска находит свое выражение в истерии, свойственной южным народам: в припадках пляски или судорожного бега, когда человек бежит не останавливаясь с ножом в руке, – он хочет как бы разрезать, вспороть непрерывность мира, – бежит, убивая все на пути, пока его не убьют самого или изо рта у него не хлынет кровавая пена.

Через физическое тело мы осознаем реальность и находим смысл в мире, при этом оно является комплексом органов, через которые осуществляются физиологические процессы, реализуя неизвестную чужую волю. Поэтому ужас пронизывает нашу жизнь.

Представления об ужасном отражают мировоззренческие структуры общества, которые размечают реальность, в которой мы живем. С самых древних времен в сознании людей закрепилась идея о том, что вещи имеют свой порядок в мире, и в любой такой системе ужас и отвращение вызывают предметы, нарушающие символический порядок или намеревающиеся на это.

Если разум не справляется с постижением мира, то теперь искусство становится полноценным исследователем мира, ведь только эстетические средства способны к многогранному постижению реальности через ее переживание и преобразование.

«Быть – значит общаться диалогически. Когда диалог кончается, все кончается. Два голоса – минимум жизни, минимум бытия»[2].

Малевич предлагал использовать интуитивный разум, отказавшись от фигуративной живописи в пользу достижения новой чистоты.

При скуке душа мечется как бабочка, бьющаяся бесплодно о стекло, не понимающая, что же мешает ее свободе. События – внутреннее напряжение и поиски – имеются, поэтому и время есть. Эти события не находят себе отклика во внешней обстановке, оттока внутреннего напряжения не происходит, поэтому время ощущается сильно. Нужных внешних событий не находится, поэтому время и кажется пустым.