Дальгрен

Речь всегда превосходит поэзию, как печать никогда не дотягивает до речи. Слово запускает образы в полет по извилинам, и из этих ауспиций мы вызываем к жизни и масштаб, и намерение. Я не поэт, ибо мне нечем придать жизни сносности, разве что уделить ей внимание. И я не знаю, хватит ли моего, раненого. Возможно, люди слышат, как часы говорят «тик-так». Но я точно знаю, что часы моего детства говорили «тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик...». Отчего я вспоминаю об этом в городе без времени? Поразительно, что находят у себя на теле волосатые мужчины.

— Положительно бредовые тупицы.
— Да?
— Ну, они положительные. И довольно тупые.

распознал зачатки сумбура параноидальных спекуляций; распознал также, что по ту сторону от них лежит сон.

Бывают грозы, решил он под увечным небом, в которые войти попроще.

потыкал складки сознания, поискал печаль; кристалл рассеялся меловой крупкой.
...она выглядит? — подумал он и устал так, что не хватило сил паниковать. Ее имя — как ее звали?

Средние века религия зачастую умела оправдать искусство. Ныне, однако, искусство — чуть ли не единственное, что умеет оправдать религию, и церковники не простят нам этого никогда.

Шкет оторвал взгляд от бумаги и подождал, когда название его книжки встроится в ту область сознания, что отведена реальности, а сам вычеркивал его из той области, что называется грезой. Переход дался легко, но отдавал неколебимостью и неизбежностью, с какими постигаешь насилие. Он был рад и расстроен, но смутно различал, что реакции эти сопредельны, а не последовательны.

Лишенный контекста — что случилось в универмаге? — он задрожал пред тем, что это могло означать.

Эта драка с женщиной, вдруг подумал Шкет, — она правда случилась?

Но я кое-что поняла. Про искусство. И психиатрию. И то и другое — системы на вечном ходу. Как религия. Все три сулят тебе ощущение собственной ценности, смысл и съедают кучу времени, уверяя, что все это достижимо только через страдания. И едва у тебя проблема — с искусством, с психиатрией, с религией, — решение всегда одно: глубже погрузиться в ту же систему. Все три заключили друг с другом шаткое перемирие, а на самом деле дерутся насмерть. Как все самодостаточные системы.