Фигуры света

Как знать, может, не так уж и плохо мечтать о будущем, в котором о тебе кто-то заботится, а тебе всего и нужно, что готовить обеды и штопать носки. И не забивать голову тем, что творится за дверью дома.

мужчины отмахиваются от высказанных женщиной мнений, потому что говорящая женщина красива или дурна собой, потому что она стара или молода и, наконец, потому что считают, будто женские суждения не выходят за рамки частного. В таком случае каждая здравомыслящая женщина должна каждым своим словом демонстрировать, что она человек разумный, сдержанный и объективный, доказывать, что она, а следовательно, и другие представительницы ее пола, способны говорить без эмоций.

Любовь прежде разума, целых людей не бывает.

Когда они позируют мне, я вижу только линии фигур и света, цвета и формы.

Закон о заразных заболеваниях запретил больным женщинам продавать себя мужчинам, а вот мужчинам покупать больных женщин не запретил.

находят теплый плоский камень, залезают на него, усаживаются. Она открывает корзинку с ланчем; неудивительно, что она такая тяжелая. Там, в белой эмалированной посудине с голубой каемкой, лежат пирог с выпеченными на корке глянцевыми листочками, головка салата и голубой бумажный кулечек – наверное, с солью. Две бутылки пива – она еще ни разу не пила пива, мама не одобряет – и фрукты, похожие на желтые сливы, но с теплой ворсистой кожицей, от которых ей хочется отдернуть руку, словно бы от чего-то живого, и опять бара брит, хлеб с изюмом, намазанные маслом, сложенные вдвое куски. Пара тарелок, пара ножей, пара вилок, пара салфеток. Столовые приборы, которые свело вместе ее замужество. Право же, глаза режет, когда сидишь на солнце.

– Не нужно воображать, будто ты обязана жить так, как того желают твои друзья. Поддерживая тебя в настоящем, они отнюдь не покупали и твое будущее

Каждый из нас – каждая живая душа – это чья-то боль.

После определенного возраста почти у всех у них получается приземлиться. А вот снова взлететь удается уже далеко не всем.

Мы думали, ты будешь ревновать, говорил папа, так всегда бывает, когда рождается новый ребенок, но тебе было интересно, и все. Когда Мэй плакала, ты, свесившись над ее колыбелькой, пела ей песенки, совала свои игрушки, даже когда мама велела тебе оставить Мэй в покое. Ты умоляла, чтобы тебе разрешили покатать ее коляску, и когда дедушка смастерил коляску для твоей куклы, ничего, кроме возмущения, у тебя это не вызвало. Быть может, уже тогда, думает Алли, затворяя калитку и оглядываясь на дом, мысль, что ей придется делить маму с кем-то, вызывала у нее не тревогу, а облегчение.