Пушкин

Это нам-то
предназначено в человечестве высказать новое слово?" Что же, разве я про
экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о
братстве людей и о том, что ко всемирному, всечеловечески-братскому единению
сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу
следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении
Пушкина.

Жил бы Пушкин долее, так и между нами

было бы, может быть, менее недоразумений и споров, чем видим теперь

Ведь мог же он

вместить чужие гении в душе своей, как родные. В искусстве по крайней мере,

в художественном творчестве, он проявил эту всемирность стремления русского

духа неоспоримо, а в этом уже великое указание

Что же, разве я про

экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о

братстве людей и о том, что ко всемирному, всечеловечески-братскому единению

сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено

И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие

грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским

и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские

противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей

русской душе, всечеловечной и всесоединяющей, вместить в нее с братскою

любовию всех наших братьев,

Ибо что такое сила духа

русской народности, как не стремление ее в конечных целях своих ко

всемирности и ко всечеловечности?

вам понятен становится этот воинственный огонь начинавшегося

протестантизма, понятна становится, наконец, самая история, и не мыслью

только, а как будто вы сами там были, прошли мимо вооруженного ^тана

сектантов, пели с ними их гимны, плакали с ними в их мистических восторгах и

веровали вместе с ними в то, во что они поверили

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни, -

сказал сам поэт по другому поводу, но эти слова его можно прямо

применить ко всей его национальной творческой деятельности. И никогда еще ни

один русский писатель, ни прежде, ни после его, не соединялся так задушевно

и родственно с народом своим, как Пушкин.

Тип этот дан, есть, его

нельзя оспорить, сказать, что он выдумка, что он только фантазия и

идеализация поэта.

Ведь она твердо

знает, что он в сущности любит только свою новую фантазию, а не ее,

смиренную, как и прежде, Татьяну! Она знает, что он принимает ее за что-то

другое, а не за то, что она есть, что не ее даже он и любит, что, может

быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить,

несмотря на то, что так мучительно страдает! Любит фантазию.