Мистер Вечный Канун. Уэлихолн

Виктор стоял, словно пыльным мешком прихлопнутый, — настолько его обескуражила реакция матери. Лучше бы она начала ругать его, проклинать, плакать… Он ожидал чего угодно, надеясь на объятия, боясь ее гнева, но эта холодность, это равнодушие…

Людям часто хочется думать, что они очень умные и ловкие, хитрые и находчивые, что они могут обмануть саму смерть, Дьявола — да кого угодно, но правда в том, что они обманывают лишь себя.

«Ты видишь то, что хочешь видеть…»

— А что с ним?

— Я не разбираюсь во всей этой кошачьей медицине, но кажется, у него появился… эм-м… негативный взгляд.

— Кот-пессимист? — удивился Виктор.

Я — неудачный ирландец,
Ведь рыжим, увы, не родился!
Сижу в пабе грустный, тоскую:
«Зачем я на свет появился?!»
Я краску у ведьмы купил для волос
И вылил на голову щедро!
Не буду я прятать отныне свою
Макушку под шляпой из фетра!
Но выжгла все волосы эта чертовка,
Конечно, напился я с горя,
Проспался, проснулся, сел и подумал:
«Пойти, что ли, броситься в море?»
Почесал головешку, на ноги вскочил,
Зажегся надеждой бесстыжей:
Остался клочок на макушке волос —
И он-то был огненно-рыжий.

Виктор недоуменно глядел ей в спину, и Мегана сцепила зубы, сделав над собой неимоверное усилие, чтобы не вернуться и не обнять его.

Нет, она должна держаться! Как держалась все годы, что его не было.

— Все просто. Это искреннее, глубокое, обжигающее чувство…

— Изжога? — спросил Виктор.

— Любовь, неужели не ясно?

Просто житья от них нет. Вечные напасти, беды и встречи с раздражающими людьми… Нужно попытаться не обращать на все это внимания. Не играть с жизнью в покер, а наконец-то просто сесть и разложить пасьянс в свое удовольствие.

— Грубиян! — Старуха обличительно ткнула в Виктора пальцем, после чего вылезла из автомобиля — тот заскрежетал с явным облегчением. — Вот в мое время молодые люди не позволяли себе подобные непочтительные шуточки с особами преклонного возраста!

— Ваше время — это, простите, когда? — уточнил Виктор.

— Это вчера, — ответила «особа преклонного возраста», поджав губы. — Еще вчера в Ипсвиче никто и подумать не мог, чтобы позволить себе грубить мадам Селен Палмер!

— Что ж, времена меняются: на календаре уже сегодня…

Позволь спросить, что ты делаешь на улице в таком виде? Да еще и босиком! Ты ведь болеешь!
— Не позволяю, — храбро заявил Томми и попытался выдернуть руку, впрочем, без особой надежды освободиться: мама умела цепляться,