101-й километр. Очерки из провинциальной жизни

Первое и самое ужасное: у больных, да и у многих врачей, сильнее всего выражены два чувства — страх смерти и нелюбовь к жизни.

у нас — развитое законодательство, кото­рое все эффективнее защищает нас от пере­мен к лучшему.

Участковый врач давно отвык принимать решения («да» и «нет» не говорите, черный с белым не берите) и обращается с больным так: «Сердце болит при быстрой ходьбе? А куда вам торопиться?» Как ни странно, такой ответ устраивает.

Люди практически неграмотны, они умеют складывать буквы в слова, но на деле это умение не применяют. Самый частый ответ на предложение прочесть крупный печатный текст с моими рекомендациями: «Я без очков». Ну раз без очков, то, значит, сегодня ничего читать не собиралась, это и есть неграмотность.

Место — любое — по-своему привле­кательно, тем более — средняя полоса. Увлечь­ся ею так же просто, как женщине — полюбить неудачника.

Но беда не только в запоях, не во вреде здоровью, не в том, что часть жизни оказывается выключенной, потерянной. Беда в непрерывности диалога с алкоголем, на него тратится целая жизнь. Это как диалог с собственной усталостью, вялостью, ленью, унынием, но тут победы быть не может, в лучшем случае — удержался в рамках.

Место — любое — по-своему привле­кательно, тем более — средняя полоса. Увлечь­ся ею так же просто, как женщине — полюбить неудачника.

Помню детский свой ужас, когда открылось, что взрослые могут быть дураками; многие мои больные до сих пор не сделали этого открытия, оттого и попа­дают в затруднительные положения.

А потом будет день, и опять будут птички — небесные, домашние, дикие, всякие. Мир не ломается, что ни случись, так он устроен.

Тот факт, что ты, вообще-то, сообразительный, знающий или там — порядочный, принадлежит прошлому, он повышает шансы поступить умно в настоящем, в том, что есть, но не гарантирует ничего.