С любовью к неодушевленному

новый век, новая эра — новое что угодно — начинается с какого-то серого дня, когда у вас дурное настроение и ничего достойного внимания перед глазами нет.

рифма спасает поэзию от превращения в демографический феномен.

“После двух тысячелетий мессы/ Мы дошли до ядовитых газов”.

Сумеет ли будущее лучше понять законы, управляющие материей, нежели мы их понимаем сегодня, — неизвестно. Но, судя по всему, у него не будет иного выбора, как признать более значительную степень сходства между человеческим и неодушевленным, нежели та, на которой издавна настаивают литература и философская мысль.

Dim moon-eyed fishes near Gaze at the gilded gear And query: “What does this vaingloriousness down here?”
Рядом неясные лунноглазые рыбы Глядят на позолоту вокруг И вопрошают: “Что делает здесь это тщеславие?”

When the Present has latched its postern behind my tremulous stay, And the May month flaps its glad green leaves like wings, Delicate-filmed as new-spun silk, will the neighbours say, “He was a man who used to notice such things”? If it be in the dusk when, like an eyelid's soundless blink, The dewfall-hawk comes crossing the shades to alight Upon the wind-warped upland thorn, a gazer may think, “To him this must have been a familiar sight”. If I pass during some nocturnal blackness, mothy and warm, When the hedgehog travels furtively over the lawn, ne may say, “He strove that such innocent creatures should come to no harm, But he could do little for them; and now he is gone”. If, when hearing that I have been stilled at last, they stand at the door, Watching the full-starred heavens that winter sees, Will this thought rise on those who will meet my face no more, “He was one who had an eye for such mysteries”? And will any say when my bell of quittance is heard in the gloom, And a crossing breeze cuts a pause in its outrollings, Till they rise again, as they were a new bell's boom, “He hears it not now, but used to notice such things”?

не говоря уже об упомянутых кругах, где каждый желает другому чего похуже, — злоба равнозначна страховому полису)

ставящим литературу в слишком подчиненное по отношению к истории положение.

о флегматических литературных вкусах

злоба равнозначна страховому полису) часть