Шампанское. История праздничного напитка

«Сегодня в отрасли очень многое зависит от денег, – добавляет Пьер. – А во времена моего отца многое зависело от людей». Отец Пьера Виктор управлял фирмой в тяжелые годы Второй мировой войны. «Вот мой отец, – говорит Пьер, указывая на портрет на стене. – У него было правило: два раза в неделю лично обходить все виноградники, чтобы не терять контакт с работниками».
И не успели мы задать вопрос, Пьер начал рассказывать нам о своем отце. «Он всегда выглядел элегантно, никогда не был стариком, хотя и дожил до 98 лет». Во время Первой мировой войны Виктор был артиллерийским офицером; 18 месяцев он провел в Вердене. «Разрешите, я расскажу вам, как он умер», – сказал Пьер, почему-то улыбнувшись.
«В 1967 году к нему пришел с визитом его врач. Мой отец встретил его, как всегда, элегантный, в прекрасно сшитом костюме. Он пригласил доктора войти и налил по бокалу шампанского. Какое-то время они беседовали, потягивая шампанское. А потом вдруг отец сказал: «Извините, доктор, по-моему, мне придется вас побеспокоить». С этими словами он умер, все еще держа в руках бокал шампанского. Ну разве не чудесная история?» – спросил Пьер.

В фирме «Рюинар» движение Сопротивления приняло весьма своеобразную форму. Работники фирмы обратили внимание на закономерность в поставках шампанского: за каждой отправкой очень крупной партии шампанского следовало наступление немцев. Впервые это произошло в 1940 году, когда немцы заказали десятки тысяч бутылок в Румынию, где, по официальным данным, находилась лишь небольшая военная миссия Германии. Через несколько дней немецкая армия вторглась в Румынию. На следующий год опять поступил необычно крупный заказ; бутылки должны были быть укупорены и упакованы по-особому, поскольку предназначались для «очень жаркой страны». Этой страной оказался Египет, где фельдмаршал Роммель готовился начать североафриканскую кампанию. Эта информация была передана в разведку Великобритании.

Это был граф Робер Жан де Вог, глава крупнейшего Дома «Моэ и Шандон». Де Вог был связан родственными узами со многими королевскими семьями Европы; его семья владела лучшими винными областями Франции. Его брат возглавлял Дом «Вдова Клико», а кузен управлял самым престижным поместьем в Бургундии. Про эту семью говорили, что, если в вашем погребе вина только от де Вог, он все равно будет одним из лучших в мире.

Отмечание «новой», 250-й годовщины в монастыре Овилье проходило три дня. Ведущие ученые зачитывали свои доклады, представители правительства выступали с речами. Все отдавали дань гению Дома Периньона. Было выпито немало шампанского; собственно, его было выпито так много, что никто не заметил очевидного факта: ни в одном докладе, ни в одном выступлении не говорилось, что же конкретно сделал Дом Периньон. Но это не имело значения.

Производители шампанского быстро поняли, что препятствие, которое представлял собой сухой закон в юридическом отношении, не было непреодолимым. И вскоре в Соединенные Штаты стали отправлять шампанского больше, чем когда-либо. По приблизительным оценкам, за эти «сухие годы» к берегам Америки был отправлен по меньшей мере 71 миллион бутылок, что троекратно превышает поставки в предвоенные годы. «Мы сделали великолепный бизнес, – сказал один производитель шампанского. – Еще никогда дела не шли так хорошо».
Во-первых, больше не надо было платить таможенные пошлины американскому правительству. Во-вторых, все риски по нелегальному ввозу шампанского в страну брали на себя контрабандисты.

Пристрастие Александра к «Рёдерер» было настолько велико, что он стал каждый год посылать своего управляющего винными погребами в Реймс, чтобы отобрать лучшие cuvées для своего стола. Опасаясь быть отравленным, Александр требовал, чтобы управляющий наблюдал за каждым этапом изготовления шампанского – начиная от смешивания вплоть до розлива по бутылкам и укупоривания.
Царь настаивал и еще на одном условии: его шампанское должно было поставляться в бутылках, отличающихся от обычных. В те времена шампанское разливалось в бутылки из толстого зеленого стекла, напоминающие современные. Чтобы порадовать своего лучшего клиента, Рёдерер специально для него создал элегантную прозрачную бутылку. Ее название соответствовало внешнему виду: она называлась «Кристалл». К началу Первой мировой войны в Санкт-Петербург отправлялось 660 000 бутылок ежегодно – исключительно для монаршего стола.

Шампанское стало символом устремленности французов к победе. Когда пришло известие, что немцы вот-вот прорвут линию обороны французов, командующий группировкой в Реймсе получил приказ оставить позиции и уйти из города. Он проигнорировал приказ. «Пока здесь остается шампанское, – сказал он, – мы будем его защищать».

Подходил к концу второй год войны. Шампанское регулярно посылали в войска для поднятия боевого духа. Солдаты в окопах неподалеку от Реймса получали по две бутылки в день. Шампанское жертвовали военным госпиталям; такие бутылки были помечены надписью: «Для больных и раненых». Летчики вели счет сбитым вражеским самолетам, прикрепляя пробки от шампанского к стенам столовой.

Урожаи 1902–1909 годов были ужасными, но урожай 1910 года стал настоящей катастрофой. Виноградники были поражены насекомыми, плесенью и мучнистой росой. До середины мая стояли морозы, затем начались ливни с градом и затяжные дожди, смывавшие целые холмы. Виноградари и их семьи работали по колено в грязи, пытаясь спасти немногое, что оставалось от урожая.
Уже в июне все знали, что собирать будет практически нечего, – и оказались правы. В этот год урожай был на 96 % меньше обычного. Одному виноградарю удалось произвести всего одну бутылку вина, которую он сохранил как сувенир. Другой собрал так мало винограда, что его хватило только на пирог.

Мерсье, основавший свою фирму по производству шампанского, когда ему было всего двадцать лет, был человеком неистощимой энергии («Я быстро сплю», – объяснял он). На Всемирной выставке 1889 года он произвел фурор, прибыв в компании двадцати четырех белых быков, влекущих самую большую в мире винную бочку. На ее изготовление ушло шестнадцать лет; ее содержимое было эквивалентно двумстам тысячам бутылок шампанского. Бочка была настолько огромной, что при доставке ее из Эпернея в Париж пришлось расширять дорогу, выкупать и рушить дома, мешавшие проезду.