ru
Штефан-Людвиг Хоффманн

Социальное общение и демократия. Ассоциации и гражданское общество в транснациональной перспективе, 1750—1914

Notify me when the book’s added
To read this book, upload an EPUB or FB2 file to Bookmate. How do I upload a book?
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Без гражданской активности в общественных объединениях не может быть настоящей, но лишь «диванная демократия» («couch potato democracy») — так можно было бы коротко сформулировать опасения Р. Д. Путнама291. Критики теории Р. Д. Путнама не только подвергают сомнению его эмпирические результаты, но и следующие из них политические выводы. Могут ли ассоциации действительно считаться гарантами практики демократии, если с точки зрения истории они сами часто порождали антидемократические эффекты — не только в Италии, но и в США (часто приводимый негативный пример — расистские объединения вроде Ку-клукс-клана)?292 Гражданские общества, как очевидно вытекает из предыдущего изложения, не являются гарантами демократических практик. «Энергии, порождаемые гражданским активизмом, не обязательно служат питательным элементом для политики терпимости и интеграции, но могут быть также привлечены и для репрессивных задач — для контроля девиантных элементов или в поддержку авторитарных целей, как снова и снова демонстрировала история XX века»293. В России в 1917 году, в Италии в 1922-м или в Германии в 1933-м общества были пронизаны сетью объединений так плотно, как никогда ранее до или после того. Однако это не предотвратило скатывания к авторитарным режимам. С другой стороны, отличительной особенностью всех диктатур XX века стало именно то, что они старались немедленно парализовать свободные ассоциации и тем самым самоорганизацию общества.
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Историю либерализма, — заметил Райнхарт Козеллек, — можно описать как историю потребления. Это цена, без которой его успехи были бы невозможны»178. О такой саморазрушительной истории успеха свидетельствует и история либерального увлечения общественными объединениями. Это особенно проявляется в четвертой фазе роста новых ассоциаций, которая продолжается с 1890-х годов примерно по 1910 год. Ни в одну эпоху ассоциации не определяли общественную жизнь во всех рассматриваемых здесь странах в такой степени, как в эти два десятилетия на рубеже веков. Ни одна общественная сфера не осталась незатронутой «манией союзов», для которой к тому же отнюдь не были преградой государственные границы. Даже противники «мании союзов» основывали их сами, чтобы привлечь к себе внимание и не остаться со своим недовольством в одиночестве. В то же время множились сомнения в политической и моральной ценности ассоциаций, в том числе и среди либералов. Европейский кризис либерализма в конце XIX века затронул в том числе сформулированную Токвилем веру во власть добродетели и социального общения. На ее место пришли новые идеи и практики общественной организации, представляющие групповые интересы, развлечения в свободное время, а также политическое волеизъявление: они определили будущую историю XX века, но сами, с известной долей иронии, вышли из ассоциаций.
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Вопрос о том, как осуществлялись масонские принципы в заграничных ложах и какие моральные укоризны и национальные размежевания из этого следовали, стал проблемным только вместе с интернационализацией. Иначе говоря, интернационализация европейских обществ обнаружила частный характер морально-универсальной программы лож в разных национальных государствах.
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Фактический универсализм возрастающего экономического и социального переплетения наций друг с другом усилил тягу к национальному размежеванию и привел к политическому давлению на идеальный универсализм, который опирался на нравственную идею совершенствования через социальное общение. По мере того как «человечество как единое связанное друг с другом сообщество перестало быть утопической идеей и сделалось действительным условием для всякого индивида», стали множиться и фиксироваться стереотипы о «других»177. Транснациональное распространение общественных объединений и усилившиеся связи их между собой впервые заставили их проводить новые границы, которые могли вступать в противоречие с высокими моральными идеалами.
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Таким образом, расцвет нации в качестве идеи политического устройства нельзя отделить от двух основных тенденций развития ассоциаций в 1860–1870-х годах — либерализации и демократизации. Историки справедливо отмечали, что национализм XIX века был прежде всего массовым движением общественных объединений — и не только в Австро-Венгрии, а по всей континентальной Европе. Национальные общества были менее эксклюзивными по социальному характеру (хотя и закрытыми для рабочих), и обещали прежде всего большую степень политического соучастия. Либеральная утопия морального совершенствования путем социального общения уже в позднем Просвещении и раннем либерализме была привязана к признанию нации. Для Токвиля отечество должно было представлять собой самые обширные и тесные узы, связывающие людей в условиях демократии воедино. Для либералов — например, Карла Велькера в 1846 году, если продолжить его цитированную выше статью из лексикона — смерть за отечество представляла собой высшую гражданскую доблесть, требование, которое полностью обнаружило свое значение только в эпоху национальных войн168.
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Во время правления Александра II (1855–1880) число только частных благотворительных обществ выросло с 49 до 348130. Государство поддалось давлению по либерализации общества, чтобы управлять процессом политическими средствами и оставаться дееспособным. Новое поколение шестидесятников в России видело в самодеятельности общества свой моральный долг. Женщины принимали в этом общественном реформаторском импульсе выдающееся участие — в том числе, и прежде всего, в благотворительных объединениях. Не случайно одна из женщин этого поколения писала в своих мемуарах: «[Тысяча восемьсот] шестидесятые годы можно назвать весной нашей жизни, эпохой расцвета наших духовных сил и общественных идеалов, временем страстного стремления к свету и к новой, неизвестной до сих пор общественной активности»131.

    Расширялся, хотя и в сравнительно скромном масштабе, социальный охват общественных объединений: узкий слой образованной и состоятельной буржуазии все более открывал сам себя. Появившийся в конце 1860-х годов роман «Война и мир» Льва Толстого напомнил об ушедшем мире русских масонских лож начала XIX века. Как и в Западной Европе, появились собственные общества популяризации науки — например, основанное в 1863 году Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. Среди его задач, зафиксированных в уставе, была «демократизация знания»132. Правда, подавляющее большинство населения, особенно крестьяне, которые и без того были объединены в общины, не создавало общественных объединений
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Сравнимых локальных исследований об истории общественных объединений в Российской империи за первую половину XIX века немного. Известно лишь о скепсисе государства по отношению к общественным объединениям. Однако с точки зрения перспективы всех государств континентальной Европы после наполеоновских войн этот скепсис не обязательно говорит что-то о фактическом развитии общественной жизни на местах. Александр I в 1822 году запретил масонские ложи; страх перед тайными обществами заставил и его преемника Николая I с недоверием смотреть на общественные объединения. С 1826 года свободные ассоциации должны были утверждать свой устав в государственных инстанциях. Вследствие этого многие общественные объединения собирались без государственного согласования — как, например, нелегальные студенческие кружки 1830–1840-х годов. Но в то же время другие, неформальные места общения — например, литературные салоны или кружки — государство молчаливо признавало. Из новых благотворительных обществ с 1826 по 1855 год официальное согласование получили лишь двадцать116. Хотя не стоит недооценивать их роль в качестве мест социальной коммуникации и восприятия западных идей изменения общества, однако в сравнении можно утверждать, что российскому государству в 1830-х и 1840-х годах в целом удалось регламентировать и контролировать жизнь общественности до такой степени, что она была в меньшей степени сравнима с западно- и центральноевропейскими городами, чем еще за пятьдесят лет до того.

    При всей истерике в реакции автократического государства против общественных объединений с точки зрения самодержавия были веские основания для того, чтобы скептически относиться к якобы неполитическим, ставящим себе лишь моральные цели обществам. Безусловно, не станет преувеличением утверждать вслед за Морисом Агюйоном, что политизация западно- и центральноевропейских обществ 1830–1840-х годов в значительной степени происходила в общественных объединениях и кружках117. Не только для либералов, но и для ранних социалистов понятия «общество» или «ассоциация» несли эмоциональный и утопический подтекст, провозвещавший лучшее общество118. Карл Маркс, который позже лишь с насмешкой относился к «мании союзов» у социал-демократов, в 1844 году сформулировал ядро этой утопии:

    Когда между собой объединяются коммунистические ремесленники, то целью для них является прежде всего учение, пропаганда и так далее. Но в то же время у них возникает благодаря этому новая потребность, потребность в общении, и то, что выступает как средство, становится целью. <...> Для них достаточно общения, объединения в союз, беседы, имеющей своей целью опять-таки общение;
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Как указывалось, ассоциации были транснациональным феноменом. Однако большинство из этих объединений носили локальный характер, и лишь некоторые — как масонские ложи уже в XVIII веке — конституировались в национальном или наднациональном масштабе. За рамки локального гражданского общества выходили некоторые объединения, имевшие гуманитарно-политические задачи — например, уничтожение рабства. С риском некоторого анахронизма можно увидеть в них предшественников нынешних связанных в глобальные сети неправительственных организаций (НПО). Известным примером движения ассоциаций, выходившего за локальные рамки, стал филэллинизм — поддержка освободительного движения греков против Османской империи в 1820-х годах. Призыв к подписке, распространявшийся в Бостоне в 1823 году, очерчивал это общее дискурсивное пространство: «В Одессе и Триесте, в Санкт-Петербурге, во всех значительных городах Германии, в Голландии, Франции и Швейцарии и в Англии были созданы общества, чтобы помочь преодолеть это пугающее по своим масштабам человеческое горе»
  • xanthinehas quoted4 years ago
    С социальной точки зрения важнейшее отличие «общества ассоциаций» начала XIX века в Англии, Соединенных Штатах, Франции или немецких землях от эпохи Просвещения состояло в том, что в них собирались преимущественно буржуазные средние классы. Так, общественные объединения изображаются как путь, следуя которому английские средние классы пытались контролировать глубокий социальный, политический и экономический кризис десятилетий после 1800 года, и одновременно реализовать культурную гегемонию. Ни джентри (или аристократия), ни рабочие не участвовали в общественных объединениях хоть сколько-нибудь заметным образом. «Они (объединения. — Примеч. ред.) представляли собой масштабный акт коллективного культурного принципа, когда (английские. — Примеч. ред.) средние классы сопоставляли себя с французами-католиками, с их собственным низшим сословием, с Индией, а позднее с Африкой и Вест-Индией»81. Объединенные в ассоциации буржуа видели в себе образованную и состоятельную элиту, которая должна заботиться о благополучии и социальном дисциплинировании тех, кого они считали менее респектабельными и потенциально опасными.
  • xanthinehas quoted4 years ago
    Прежде всего, существовали непосредственные пересечения на организационном и персональном уровнях. Новые локальные исследования по французским или немецким городам показали, что ассоциации после 1800 года нередко возникали на основе лож, обществ чтения или клубов. Они брали от этих последних процедуру выборов членов и правлений, составление уставов, обустройство читален и библиотек и многое другое. Вопреки тому, что часто утверждалось ранее в исследовательской литературе, новые общества отнюдь не вытесняли прежние формы социального общения. Напротив, ложи и тайные общества, читальные кабинеты и общества чтения, а равно и неформальные места социального общения, вроде кафе или кружков, именно в XIX веке и переживали свой расцвет. Они были во многих отношениях связаны с новыми обществами, вместе с ними составляя своего рода сеть ассоциаций локального общества, о чем еще пойдет речь подробнее.

    Но прежде всего — что столь же часто игнорируется — в своем самосознании ассоциации разделяли возникшую в XVIII веке социальную утопию взаимосвязи между политической добродетелью и обхождением в обществе. Этому тезису противоречат знакомые аргументы политической истории идей. Говоря упрощенно, распространено убеждение в том, что прежнее классическое республиканство и civic humanism (гражданский гуманизм) с их акцентом на политической добродетели в раннее Новое время переместились из Европы в Америку, самое позднее к концу XVIII века. Там они оказались вытеснены либеральной верой в прогресс и преследованием различных собственных интересов, которые в конечном счете находили свой баланс в политическом и экономическом общежитии, сообщая ему этим стабильность. Классическое республиканство, просвещение и либерализм в этом случае искусственно противопоставлялись друг другу.
fb2epub
Drag & drop your files (not more than 5 at once)