Синемарксизм

К тому же (и это при капитализме еще важнее) на конкурентоспособный альтернативный интеллект нет спроса. Рынок не нуждается в полноценном конкуренте человека, ему ничего не продашь, а для «помощи людям» любого уровня полноценный самостоятельный интеллект не нужен, и значит, он не появится. Ибо при капитализме допущено к существованию лишь то, что так или иначе нужно рынку и является товаром. Любые вещи и существа имеют тот уровень и ту форму, которая профинансирована, а все, что не профинансировано, но занимает место, исчезает с лица земли или не появляется на этом лице. Так что обогнавший нас искусственный разум остается метафорой утопии, чистого и всемогущего интеллекта, лишенного человеческих искажений, а реальные «умные машины» – это только пылесос, объезжающий препятствия, быстрый шахматист и самонаводящаяся ракета, которые не знают и не хотят знать, зачем они пылесосят, ставят мат и поражают цель. Создать нечто более совершенное, чем он сам, человеку удастся лишь в бесклассовом обществе и, наверное, скорее, в области генетических экспериментов, т. е. на собственной биологической базе.

Можно стремиться показывать настоящие вещи, но это буржуазный подход искателей наилучшего товара. Нужно стремиться показывать любые вещи по-настоящему.

Товарный фетишизм – это знак равенства между ценой и ценностью.

Ключ к любой идеологии – это ее рецепт бессмертия.

Революционная энергия, вырабатываемая капиталистическим обществом, должна быть подчинена задачам сохранения имеющегося порядка как воплощенной утопии. Соответственно, чем дальше от «стран Запада» («золотого миллиарда», центра валлерстайновской «мир-системы») находится кинотеатр, в котором этот фильм смотрят, тем менее конформистским и более радикальным получается его изначальное послание.

По-настоящему массовый фильм должен быть таким вот двухслойным. С одной стороны – романтика неповиновения, войны с имперским центром и личных жертв ради революции. Этот слой заряжает энтузиазмом и дает надежду на то, что все можно радикально изменить, всему можно бросить вызов. С другой стороны, целью борьбы всегда должно оказываться нынешнее положение вещей, норма жизни современного американца, а точнее, рекламно-схематичное изображение этой нормы. Т. е. в этом кино есть две идеи. 1. Революция – это круто. 2. Вы живете не ДО, а ПОСЛЕ революции, помните об этом и цените ваше статус-кво, многие люди в мире могут о нем только мечтать и будут еще не раз гибнуть ради его достижения.

К идее «не все представители элиты одинаково плохи для народа» добавится и другая – цель мировой революции уже достигнута. Этой целью является нынешнее положение американского среднего класса – домик, машина и пара детей, свобода проявлять себя в потреблении и относительная безопасность, а вовсе не другой мир новых отношений.

Как только у американского среднего класса начинаются проблемы с ипотекой и оплатой колледжа, он сразу же с гораздо большим сочувствием начинает относиться к шахтерам и пекарям, а также к «людям третьего мира», о которых пишет проникновенные книги модная левая журналистка Наоми Кляйн.

Я существую постольку, поскольку меня снимают и показывают, а не наоборот. Спектакль позднего капитализма – это массовое пристрастие «ебашить лук»

Сама экономика желаний людей в таком обществе, организация их эмоций начиная с детства требует «звезд», без которых они не могут пережить политической мобилизации и выйти за пределы частного существования людей-функций.