Я точно знал, что не снимусь с Ла-Манша сам. Что у меня просто не поднимется рука и не повернется язык заявить о том, что я сдаюсь. Я понимал, что могут снять меня — если я начну терять сознание, тонуть. Понимал, что я вряд ли буду в этом виноват, потому что к тому моменту уже мало что буду понимать. Это знание, осознание того, что сам я не сдамся никогда, сильно мне помогало в подготовке. Придавало уверенности.