Гуд бай, Берлин!

Если бы нас в этот момент кто-нибудь увидел, мы, наверное, сошли бы за взрослых.

Прозвища может не быть по двум причинам. Либо ты жутко скучный, и поэтому у тебя нет прозвища, либо у тебя просто нет друзей.

Чик опустил голову на торпеду. Я положил руку ему на затылок, и так мы сидели и слушали «Балладу для Аделины», и я даже на секунду подумал, не стать ли мне тоже геем

Твоя мать может научить тебя очень немногому. Но вот это я хочу, чтоб ты хорошенько запомнил. Во-первых, говорить можно обо всем. А во-вторых, плевать, что о тебе подумают люди.
Тогда я прекрасно понимал этот принцип. Говорить обо всем. И плевать на людей.

Счастье, как выяснилось позже, называется валиум.

— Фильм — это фильм, — парировал я. — А в реальной жизни можно быть либо евреем, либо цыганом — но не одновременно.

— Черт дери, цыгане — это не религия. А евреи — религия. Цыгане — это у которых нет домов.

— У которых нет домов, это — так, на секундочку! — берберы.

— Берберы — это вообще ковры, — возразил Чик.

— А кто ты вообще? Русский? Или валахец? Или что?

— Немец. У меня паспорт есть.

— Но откуда ты?

— Из Ростова. Это в России. Но родственники у меня есть всякие. Поволжские немцы. Этнические немцы. А еще банатские швабы, валахи, цыганские евреи…

— Кто?

— Что «кто»?

— Цыганские евреи?

— Ну да. И швабы, и валахи…

— Такого не бывает.

— Чего не бывает?

— Цыганских евреев. Это чушь. Ты все время несешь какую-то чушь…

— Вовсе нет.

— Цыганские евреи — это все равно что французские англичане! Такого не бывает.

— Ну да, никаких французских англичан нет, — сказал Чик. — А французские евреи есть. И цыганские евреи тоже есть.

Я выставил руку из окна, а голову положил на руку. Мы ехали со скоростью 30 километров в час среди полей и лугов, над которыми медленно вставало солнце, где-то за Рансдорфом. Это было самое прекрасное и самое странное, что со мной когда-либо происходило

Дома я целую вечность простоял под душем. После этого мне стало немного лучше — как потерпевшему кораблекрушение, который неделями торчит где-то посреди Атлантики, и тут поблизости появляется круизное судно, кто-то с него бросает бедолаге банку «Ред Булла», и корабль проходит мимо — вот так примерно.

Ну, я имею в виду, что не знаю, сколько еще просуществует Фейсбук, а мне бы очень хотелось знать, что с вами станет лет через пятьдесят.