Дневник 1905–1907

До глубины уверен, что жизнь не только отдельного человека, но даже стран не есть восхождение или нисхождение, а ряд случайностей.

Как опьянение различно: от наливок и ликеров просто вдруг тяжелая голова, от настоек и водок — легкое отношение ко всем затруднениям, откровенность, задушевность, иногда слезливость, но благодушная, и все будто подпрыгиваешь, как резиновый

Мне, как беременной, хочется, чего невозможно, — отыскать Беляева, Никольского, написать письмо корнету Фролову{74}, познакомиться с попами, быть вдруг летом в Сестр<орецком> курзале, вдруг идти ко всенощной, чего-нибудь съесть, читать Лескова; потом выяснится, что со мной делается

Мои замыслы, мои вкусы не поймут, б<ыть> м<ожет>, и средние интеллигенты, и мне с ними скучнее, чем с совсем простыми, «черносотенными» людьми

Остаюсь в новом направлении, т. е. в старом, вернее. До глубины уверен, что жизнь не только отдельного человека, но даже стран не есть восхождение или нисхождение, а ряд случайностей

Ненависть к популярному, к «для всех» и к болтовне пошлейшей меня снедает

хотелось бы совсем, совсем простых людей или тончайший цвет культуры, чего у нас мало

сладость куда-то ехать с опустошенной и горестной душой, по большой снежной равнине

мы объяснились (я не без истеричности)

мне стало тяжело чувствовать себя совсем чужим от общества (не от каждого в отдельности, а от всех вместе)