Маленький лорд

Или-или

Норвегия до первой мировой войны - тихая, патриархальная, закрытая от мира почти как Япония, живущая своим старым и, казалось бы, нерушимым с давних времен укладом. Приличная буржуазная семья: дядюшки, тетушки, их дети, мать-вдовица, ушедшая от светской и прочей жизни и посвятившая себя единственному и обожаемому сыну. Сын - ангельски красивый и чрезвычайно одаренный мальчик, которого все ласково, но не без идиотского пафоса зовут маленьком лордом.

И с этим сыном что-то не так. Взрослые, находящиеся рядом, ощущают какое-то двойное дно с недобрым, опасным содержимым в безупречном и восхитительном мальчике. Слишком уж он идеальный. Кто-то ощущает это достаточно определенно, как дядя Мартин и школьная учительница, кто-то - смутно. Но четких, однозначных доказательств нетаковости нет ни у кого, потому что он проявляет прямо-таки недетскую изворотливость, скрывая второе "Я".

"Учительница из-за жалюзи поглядела в окно и тайком стала наблюдать за Вилфредом: мальчик стоял под липой. Ее вдруг поразило его сходство с одним из рафаэлевских ангелов: правильный, мягко очерченный профиль, слишком длинные загнутые ресницы, очень темные по сравнению со светлыми локонами, горделивая и грациозная осанка. Во всем его облике было что-то неземное, и однако… Она не знает, в чем тут дело, эта порода ей незнакома. Ни следа угодливости, просто воспитанный, исполнительный мальчик, хотя его нельзя назвать по-настоящему послушным. И однако, под этой изысканной оболочкой скрывается почти что грубость…
Ей никак не удавалось отчетливо сформулировать свою мысль, больше того – ей не хотелось мириться с тем, что поведение Вилфреда Сагена выходит за рамки ее жизненного опыта и воображения."

Но Боргену-то, и через него нам, все известно. В общем, лично у меня во время прочтения стоял такой вопрос. "Или-или". Или Вилфред - социопат (или какое-либо еще асоциальное расстройство личности) или речь все-таки идет о психическом заболевании вроде шизофрении. Или он - бездушный, бессердечный социопат, манипулятор, эгоист, лицемер и проч., склонный к преступным деяниям. Или серьезно болен.

Сначала я склонялась к первому пункту. Думается, Борген сделал так намеренно. Вилфред там много чего вытворяет. И поневоле думаешь: вот ведь мелкий мерзавец. Лжет; ворует у матери; манипулирует толпой мальчишек, понуждая их ограбить торговую лавку, бьет владельца - старого еврея; манипулирует родственниками и слугами; устраивает пассивный бунт в школе, так что и не подкопаешься. И все это под личиной ангелочка.

Но потом... выясняется, что он очень любит мать, что он тонко чувствует музыку и вообще искусство любого рода, и вообще тонко чувствует, что его мучает множество страхов. И стремление быть идеальным для всех - это страх из детства, из одного лета, когда пятилетнего Вилфреда травили насмешками и издевательствами более старшие кузены, а взрослые насмехались над ним по каким-то несерьезным для них причинам. Ну, а он оказался настолько чувствительным, что получил серьезную психологическую травму и решил стать безупречным в глазах любого, чтобы никто не видел его настоящей сущности. Ведь настоящий он, видимо, так ужасен и нелеп, что вызывает смех и издевки. Но при этой внешней безупречности в нем есть двойное дно. И пребывание в тайной личине не доставляет ему только лишь эгоистическое удовольствие. Чувства совсем-совсем другие.

"Он испытал наслаждение – наслаждение от того, что его унизили. В то лето единые прежде чувства раздвоились для Вилфреда: радость через мгновение окрашивалась печалью, а страх – блаженством.
Унижение может обернуться удовольствием – пожалуй, если поразмыслить, Вилфред понял это очень давно."

Дальше - больше. Тут уже точно ребенка надо было срочно вести к психиатру, нононо... Непохоже это все на социопатию, а вот на начало психического расстройства очень даже смахивает.

"И когда он крал, было то же самое – и страшно, и сладко. В эти годы, полные мучительных страхов, он часто крал. Однажды в теплый июльский день, когда море лежало в легкой дымке, мать поехала в город за покупками и взяла его с собой. В два часа они стояли на Стурторв и видели, как на шпиле Магазина стекла опустился золоченый шарик – это означало, что пробило два. Потом они вошли в магазин, и он правой рукой держал за руку мать, которая разговаривала с продавщицей, а левой крал с прилавка маленькие солонки из разноцветного стекла со звездочкой на дне: желтые, зеленые и красные солонки. И ему было хорошо и приятно. И ему было хорошо, когда, взяв иглу, он проткнул ею переднюю шипу велосипеда, прислоненного к забору. Из шины со свистом вырвался воздух. Но когда из дома вышел Микаэль и увидел, что стало с велосипедом, на котором он как раз собирался куда-то поехать, было просто стыдно и ничуть не приятно и признаться было нельзя, потому что никто бы ему не поверил и все стали бы приставать, зачем он это сделал.
А однажды он украл слоника из кости, стоявшего на полочке у дяди Рене, и тащился через весь город до Ватерланна, чтобы продать его старьевщику, но старьевщик пригрозил ему полицией, и тогда было просто страшно и нисколько не приятно. Всю осень он проносил слоника в кармане, каждую ночь перепрятывал его в новый тайник, пока но догадался написать записочку от имени «отца» и пойти к другому старьевщику, по соседству с первым. Там он продал слоника за восемь крон, и это было захватывающе и страшно, и на этом дело кончилось. И все-таки это было приятно. Хорошо было идти ко дну и думать, что никогда не всплывешь на поверхность, хорошо было гибнуть. Но всплыть на поверхность вопреки всему, вновь войти в соприкосновение с окружающим, с тем, что по-настоящему хорошо, с теми, кому хорошо от хорошего, – вот это было совсем неприятно. Очень неприятно."

Совершение противоправных, "стыдных", не одобряемых обществом поступков с тайным, подспудным желанием собственного разоблачения и унижения. Мазохизм какой-то.

"Да, все, что таит угрозу, надо стараться держать в отдалении. Спаси меня, дорогой господь бог, дорогая мама, дорогой кто угодно и что угодно, только спаси меня!
Или наоборот: не спасай меня - пусть это случится! Пусть грянет гром. Пусть полиция явится в музыкальную гостиную дяди Рене, где стоит мебель с позолоченными ножками. Пусть полиция явится в гостиную - суровые мужчины с раздвоенными бородками, в мундирах и касках.
- Есть здесь некий Вилфред? Мы пришли арестовать его.
Он видел эту сцену. Видел во всех подробностях. Видел, как гости разевают рты, приподнимаются со стульев, чувствовал взгляд каждого из них, точно стальное лезвие в своем теле, и как он сам встает с маленького табурета у рояля и говорит:
- Вилфред - это я. Не позволите ли вы мне сначала доиграть Моцарта?"

Ну, а потом происходящее очень похоже на прогрессирование психического заболевания. Аутизация (желание уйти в себя, и чтобы никто не трогал его), уход в ирреальный мир (отвлеченные размышления и ощущения себя в мире-стеклянном яйце), ощущения, что им управляет кто-то другой (во время первого секса и не только), бред или галлюцинации (уверенность, что отец с портрета, то ли вселяется в него, то ли говорит с ним, направляя и помогая), паранойя (боязнь, что окружающие, прежде всего родные, следят за ним и в чем-то представляют опасность, хотят поймать его на чем-то).

В конце концов случается происшествие, во время которого он ведет себя, мягко говоря, неадекватно. Зачем-то идет проведать бывшую любовницу отца. Внезапно, ни с того ни с сего. Находит ее мертвой, выбегает из домика, чтобы вызвать помощь. Но не находит дорогу в снежной буре, возвращается и там-то вообще творит черт знает что, как в бреду, ведет себя просто самоубийственно. В результате попадает в больницу, теряет речь. Отчаявшись родственники привозят его в Вену к Фрейду, как я понимаю. Тот быстренько ставит пациента на ноги, в минуту. Но говорит родне, что мальчика надо лечить. Невроз. По мне так, там, как минимум, острый психоз, если не похуже. Но радостная родня отмахивается от рекомендаций врача, мальчик же заговорил, чего еще надо. А между тем состояние Вилфреда не улучшается. Он начинает злоупотреблять алкоголем, так ему легче играть роль идеального мальчика; оставаясь в одиночестве, корчит дикие гримасы, словно снимая напряжение, которое чувствует в своей роли.

Заканчивается все, ну точно очередным приступом острого психоза (шизофренического?), отягощенного алкогольной интоксикацией. Короче, то, что я прочитала - это история постепенного разрушения личности. Причем, мальчику не оказали помощи. Близкие люди предпочли закрыть глаза, предпочтя свой душевный комфорт, когда были не звоночки, а уже гром колоколов.

Возвращаюсь к аннотации: В том входят романы, составляющие трилогию о Вилфреде Сагене, которая является вершиной творчества крупнейшего норвежского писателя. В ней исследуется характер интеллигента-индивидуалиста, постепенно утрачивающего всякие этические критерии.

Серьезно? Неужели не видно, что это история психической болезни, и всякие этические критерии надо бы предъявить совсем не главному герою, которому не помогли, когда он нуждался в лечении.