Дэниел Мартин

— Довольно проницательно заметил, что порой стремление к совершенству на поверку оказывается лишь боязнью провала.

Когда оба гораздо старше, становится очень трудно. За жизнь оба понадевали на себя столько брони, что теперь непонятно, как ее снять.

Так же как фраза «Я верю в Бога» часто означает просто «Я верю, что нет необходимости думать», слова «Я тебя люблю» слишком часто оказываются иносказанием «Я хочу обладать тобою».

— Ты что-то очень молчалив сегодня.
— Так плачут мужчины.

что, по-твоему, больший грех — изменить человеку или изменить человека?

– Разве можно судить о вере по людям?

Так же как фраза «Я верю в Бога» часто означает просто «Я верю, что нет необходимости думать», слова «Я тебя люблю» слишком часто оказываются иносказанием «Я хочу обладать тобою».

Бог для меня – по-прежнему неразрешимая загадка. А вот с дьяволом – полная ясность.
– И что же он такое?
– Он не видит целого. – Энтони снова смотрел в пол. – Год или два назад один мой студент сообщил мне, что двадцатый век помог нам понять, что все мы – актеры в дурной комедии, и понимание это пришло в тот самый момент, когда выяснилось, что комедию эту никто не писал, никто не смотрит, а единственный театр в городе, где она играется, – это кладбище.

Это была та же травма, то же испытание медными трубами, через которое когда-то прошел и я: тирания массовой аудитории, необходимость подавить в себе интуицию, образованность, тонкость восприятия и десяток других качеств, признать ту несокрушимую истину, что большая часть человечества невежественна и жаждет – или хотя бы платит за то, чтобы людей считали идиотами.

Кризис заключается именно в том, что старое уже умирает, а новое еще не может родиться; в этом междуцарствии возникает множество разнообразнейших патологий.
Антонио Грамши. Тюремные тетради