Будь у нас гласность печати, никогда Жуковский не подумал бы, а Пушкин не осмелился бы воспеть победы Паскевича. Во-первых, потому, что этот род восторга — анахронизм, что ничего нет поэтического в моем кучере, которого я за пьянство и воровство отдал в солдаты и который, попав в железный фрунт, попал в махину, стоящую на месте или подающуюся вперед без воли, без мысли и без отчета. Еще потому, что города берутся именно этими махинами, а не полководцем, которому стоит только расчесть, сколько он пожертвует этих махин, чтобы повязать на жену свою Екатерининскую ленту. Наконец, потому, что курам на смех быть вне себя от изумления, видя, что льву удалось, наконец, наложить лапу на мышь...