Особенно Ломбардия

В Милане есть еще один упоительный памятник архитектуры finto – Каза дельи Оменони, Casa degli Omenoni, Дом Мужланов (omenone на диалекте значит «крупный, сильный и добрый мужчина, хороший мужик»), построенный скульптором Леоне Леони в 1565 году для самого себя. Как и Санта Мария прессо Сан Сатиро, это здание находится в самом центре Милана и зажато между постройками современного города, так что найти его не так уж легко. Свое название Каза дельи Оменони получил из-за восьми атлантов, его украшающих, восьми мужских фигур разного возраста, двух – обнаженных, шести – одетых, с

Кастелло Висконтео и Чертоза ди Павия отлично сохранились. Для того чтобы прочувствовать пресловутый lo stile visconteo, в Павии особенно ощутимый, надо обязательно побывать в этом городе

Оказалось, что геральдический змей связан с бронзовым змеем, украшающим одну из гранитных колонн внутри базилики Сант Амброджо (Святого Амвросия) в Милане. Сама колонна относится ко времени римского палеохристианства, примерно к IV веку, но установленный на ней красиво извивающийся бронзовый змей – более поздний и принесен миланской базилике в дар византийским императором Василием II в 1007 году. Император считал, что это тот самый змей, что был водружен среди пустыни пророком Моисеем во время Исхода, дабы «Всякий, кто поверил Божьим обещаниям и взирал на бронзового змея Моисея, оставался в живых», и уцелел вопреки библейскому рассказу во времена иконоборчества царя Езекии, приказавшего змея разбить, так как «сыны Израилевы нечестиво кадили ему», – ученые это опровергли. Змею из Сант Амброджо усердно поклонялись, он многих излечивал от разных болезней, особенно, говорят, молитва змею помогает от депрессии, – тем, кто этой болезни подвержен, советую проверить, съездить в Милан.

Осмотр Павии лучше всего с него, Кастелло Висконтео, и начинать. Замок находится несколько в стороне от старого центра города. Он меньше, чем Кастелло Сфорцеско, но не производит впечатления декорации для «Раймонды» Глазунова, он подлинный, хотя и отреставрирован; снаружи, со стороны стен, реставрации особенно сильны. Зато двор замка, заросший травой и деревьями, совсем лишен бутафорности и очень обаятелен. Основанный в 1360 году Галеаццо II Висконти, синьором Павии и, кроме того, синьором Комо, Новары, Верчелли, Асти, Алессандрии, Тортоны, Альбы и Виджевано, Кастелло Висконтео стал одним из главных родовых замков этого семейства.

Милан был разбомблен американцами так, как ни один другой итальянский город; не так, как немецкие, не сметен с лица земли, в собор американцы старались не попадать, но центр города лежал в руинах. Варварство, конечно, но миланцы американцам это простили, хотя и запомнили, как запомнил жиголо Уоррен Битти в «Римской весне миссис Стоун», не преминувший содержащей его миллионерше об американских зверствах напомнить, как только та денег недадола, – Милан же, индустриальная и банковская столица, богатый город, даже в некотором роде обрадовался: разрушения расчистили место для современного строительства, так что под эту марку было сметено и многое, что оставалось войной не тронутым. От воспоминаний о Муссолини избавились, а заодно и бюджет попилил

Миланский либерти и миланский ар-деко – результат превращения Милана в главный промышленный и банковский центр Италии, произошедшего в конце XIX века. Милан стал богат, очень богат, и миланцев больше, чем кого-либо другого в Италии, стало раздражать отношение к их стране как к кладбищу культуры. Во многом из-за этого в Милане и зародился футуризм, вызванный к жизни «Манифестом футуризма» Филиппо Маринетти: «Из Италии мы провозглашаем всему миру этот наш яростный, разрушительный, зажигающий манифест. Этим манифестом мы учреждаем сегодня Футуризм, потому что хотим освободить нашу землю от зловонной гангрены профессоров, археологов, краснобаев и антикваров. Слишком долго Италия была страной старьевщиков. Мы намереваемся освободить ее от бесчисленных музеев, которые, словно множество кладбищ, покрывают ее»

виа Моцарт, 14, глазам предстает еще одно размышление на тему преходящести всего вкусового. Там недавно открылся новый музей – вилла Некки Кампильо, жилой дом 30-х годов. Это произведение Пьетро Порталуппи, весьма активного архитектора в муссолиниевское время, является прекрасным образчиком ар-деко: все чисто, гладко, функционально и очень качественно сделано. Дом хорошо сохранен, остались в неприкосновенности даже бассейн и теннисный корт, так что на вилле Некки Кампильо можно снимать очередную серию сериала «Пуаро Агаты Кристи», ничего практически не добавляя. Столь же хорошо сохранились и интерь­еры, хотя кое-что в них и было переделано хозяевами в 50–60-е годы. В интерьерах висит неплохая коллекция европейского модернизма: Жан Арп, Джанни Дова, Рене Магритт, Марио Сирони, Лючио Фонтана. Аромат жилья, еще недавно обитаемого, придает этому музею особый шарм.
Находящаяся в двух шагах от палаццо Берри Мерегалли вилла Некки Кампильо – вроде прямая модерну противоположность. На самом деле, что в лоб, что по лбу, разницы никакой. Стиль ар-деко пережил примерно те же приключения, что и либерти: процветая в 20–30-е, он к 60-м был благополучно забыт, потом вновь открыт в 80-е, а затем на нем помешались: ар-деко со всех сторон, выставки, фильмы типа «Бразилия» Терри Гиллиама, провозглашающие ар-деко (осознанно или нет, непонятно) стилем будущего. Стойкий запах тоталитаризма, исходящий от ар-деко, красит его в глазах интеллектуалов, из всех сил старающихся казаться левыми, как вонь красит сыр для гурманов. С их легкой руки теперь считается, что ар-деко как бы хороший вкус, а либерти как бы не очень; ну и что, залы виллы Некки Кампильо с Арпами и Магриттами столь же достойно старообразны, как и историзм залов музея Багатти Вальсекки. Всему тому, что в свое время «потрясало мир», уготована музеефикация.

Жопий дом, Cà di ciapp, – даже еще в 1910 году, после десяти лет со времени его создания, он казался экстравагантным и современным. Через десять лет, в 20-е, хуже ничего уже нельзя было придумать. Еще через десять лет, в 30-е, архитектуру типа Cà di ciapp полюбили сюрреалисты и увлечение подобной пошлостью стало смотреться как экстравагантность. Еще через тридцать-сорок лет, в 70-е, любовь к ар-нуво, а вместе с ней и любовь к либерти стала признаком интеллектуальной изощренности. В 80-е превратилась в общее место, интеллектуальный рейтинг модерна упал, но он прочно вошел в историю искусств и завоевал антикварный рынок. Сегодня, что про него ни говори, сносить Cà di ciapp и заменять его шедевром Захи Хадид или Нормана Фостера, слава богу, никому в голову не придет.

Во всяком случае, ныне модные герои Виктор Вард из «Гламорамы» Брета Эллиса и Ник Гест из «Линии красоты» Алана Холлингхерста являются прямыми потомками Флорессаса дез Эссента из романа «Наоборот» и графа Андреа Сперелли из «Наслаждения», хотя – Виктор Вард во всяком случае – и не имеют ни малейшего представления о том, кто это такие.

очень модного всегда есть опасность стать очень смешным