Читая «Лолиту» в Тегеране

Вопреки тирании времени и политики представьте нас такими, какими мы порой не осмеливались представить себя сами: в самые личные и сокровенные моменты, в самые необычайно обычные минуты жизни. Представьте, как мы слушаем музыку, влюбляемся, ходим по тенистым улицам и читаем «Лолиту» в Тегеране. Потом представьте нас снова и вообразите, что все это у нас отняли; нас загнали в подполье и забрали у нас все.

в литературе мы ищем не реальность, а внезапное осознание истины.

– Когда вы рассказали об этом тайном кружке, я решил, что это хорошая идея отчасти потому, что кружок отвлек бы вас от политики. Но теперь я вижу, что произошло обратное – вы еще сильнее вовлеклись в политику.

Война началась однажды утром, неожиданно и внезапно. О ней объявили двадцать третьего сентября 1980 года, за день до открытия школ и университетов. Мы ехали в машине, возвращаясь в Тегеран с Каспийского моря; по радио передали, что иракцы напали. Все началось очень просто. Диктор объявил о случившемся очень спокойно, как объявляют о рождении или смерти, и мы приняли войну как бесповоротный факт, которому предстояло повлиять на все прочие соображения и постепенно просочиться во все четыре угла нашей жизни. Сколько событий сходятся в том неожиданном решающем моменте, когда, проснувшись утром, понимаешь, что жизнь твоя изменилась навсегда под действием сил, на которые ты никак не можешь повлиять?

Отсюда репрессивные меры, цензура западной литературы, преподаватели, которые вычеркивали слово «вино» из рассказов Хемингуэя; и в то же время споры о великих произведениях западной литературы никогда не прекращались.

История Ирана насчитывает 2500 лет. Половину этого срока мы не были мусульманской страной, мы были зороастрийцами. И даже если речь об исламе – о каком исламе? В моей книге показана лишь малая часть иранского общества, некоторые ее герои – ортодоксальные мусульмане и даже они очень отличаются друг от друга.

Когда я приехала в США, стоило мне начать рассказывать о себе или своей стране, как люди говорили: «Но вы же человек западных взглядов!» Как будто «жизнь, свободу и стремление к счастью» придумали американцы, а женщинам Ирана или Афганистана стремление к счастью и свободе было совсем несвойственно. Они удивлялись, почему я так одеваюсь, почему так разговариваю, ведь это «по-западному». А ведь сто лет назад женщины, жившие во времена молодости моей бабушки, требовали тех же свобод, которых сейчас требуют женщины на Западе. Они боролись за свои свободы. В Иране прошла конституционная революция, у нас были две женщины-министра – одна из них занимала пост министра по делам женщин. И эти свободы нам дало не правительство, не шах – мы сами их отвоевали в ходе борьбы, длившейся десятилетиями.

Во-первых, я писала «„Лолиту“ в Тегеране» не только для того, чтобы поговорить о политике. В центре моего исследования было поведение людей, живущих в условиях тирании, то, как они приспосабливаются к тираническому режиму. Как люди создают для себя «кармашки» свободы с помощью воображения? Это и есть главная тема книги – роль воображения в создании внутренних островков свободы и противостоянии тирании, как политической, так и тирании времени.

Я читала Хафиза, Руми и современную персидскую поэтессу Форуг Фаррохзад; я просто читала их слова и вспоминала все, что любила в своей стране. Кстати, тот же метод помог мне почувствовать себя как дома сначала в Англии, а потом в Америке. Я читала Диккенса, Остин, Марка Твена и Вирджинию Вулф, и их книги становились посланниками нового мира – мира, куда мне предстояло отправиться.

Цитаты аятоллы Хомейни и факты о его жизни я взяла из биографии Бакера Мойна «Хомейни: жизнь аятоллы» (I. B. Taurus, 1999).