Целое

Эта взрослая мысль со странной ее арифметикой застряла в моем мозгу — каждый из нас существует сам по себе, значит, каждый равен единице; но смерть любого — это вычет полутора из нас.

Периодически я спрашивал, как он себя чувствует, не плохо ли ему, но он был весел и болтлив все то время, что мы сидели на дубовой ветви, срывая еще не успевшие созреть желуди, а потом бросали желуди за синий забор, а потом заглядывали под машины, выслеживая дворового кота, а потом отрабатывали подсмотренный в кино каратистский прием, а потом соскабливали собачью какашку с моего кроссовка, а еще через несколько а-потом возвращались домой

таково исконное правило Дня невозможных поступков, придуманное в тот самый исторический момент, когда мы высморкнулись из школы на это вечно короткое лето.