Знай мое имя

Казалось, всех возмущало, что я позволила себе быть уязвимой, а не то, что он воспользовался моей уязвимостью

Если кто-либо из потенциальных присяжных ранее подвергался насилию, он или она немедленно исключались из списка. Позже я узнала, что, когда прозвучал этот вопрос, несколько женщин встали со своих мест и вышли. Это значило, что среди присяжных не будет тех, кто пережил подобное.
Представитель окружного прокурора потом объяснила, что в присяжные по делам об изнасиловании вообще неохотно берут женщин, так как они с большой долей вероятности не будут сочувствовать жертве, настаивая, что «с ней, видимо, что-то не так, ведь со мной ничего такого не случается». Я сразу вспомнила мамаш, писавших в комментариях: «С моей дочерью такого никогда…». Это очень грустно, потому что такие комментарии не уберегут их дочерей. А вот если дочь действительно будет изнасилована, то вряд ли ей захочется обращаться за помощью к своей матери.

Любопытно, каково это — нести свое тело без страха, что ему могут причинить вред

Вы зашли в продуктовый магазин, увидели дегустационный столик, захотели попробовать новое печенье, встретились взглядом с продавцом, как бы спрашивая: «Можно?» В ответ он лишь кивнул, улыбаясь глазами, а вам кажется, что вы услышали: «Приятного аппетита»

Успокаивали меня знакомые приметы: цвет простыней, запах шампуня от волос Лукаса. Мне бы получать удовольствие, но внутри тела продолжалась полная чехарда: соединительные шнуры рвались, провода путались, кабели подключались не в те разъемы. И оно, тело, все время канючило: «Хорошо ли то, чем я занимаюсь? Не обвинят ли меня потом?»

Секс — это когда ты чувствуешь себя проколотой шиной, из которой вышел весь воздух.

видела его старческий язык, его губы цвета несвежего хумуса, чувствовала зловонное дыхание его слов

приобрела все, что обычно покупают домовитые взрослые, например: клетчатые полотенца для рук, центрифугу для сушки листьев салата. Я была очень осторожна и нигде не указывала свой новый адрес. Мой дом — моя крепость. Я планировала именно здесь заново выстроить свою жизнь и начать писать

Я увидела за окном восходящее солнце. Посмотрела на безмятежно спящего Лукаса. Не снимая пижамы, позавтракала разноцветными овсяными колечками, прислушиваясь, как в тишине ложка постукивает по тарелке. Солнечные лучи уже заливали комнату. Маленький прямоугольный автобус внизу притормозил на остановке, люди переходили улицу. Начинался еще один день.

нам обеим скармливали извращенную реальность, наши слова выворачивали наизнанку, пока мы не начинали сомневаться в себе, чувствовать себя опороченными, пока не списывали себя в тираж как людей сломленных и потому никчемных. Запутавшиеся, вечно оправдывающиеся, неуверенные: а есть ли у нас вообще право открывать рот? — мы буквально бились головой о стену. Я разгадала секрет его игры. Это была не битва за справедливость, а проверка на выживаемость.