Одновременно резко меняется характер всех звуков: скрежет колес по рельсам, грохот осей, скрип железных листов словно бы растворяются в пространстве, утеряв свою прежнюю агрессивность; однако, отражаясь от более высокого свода, выдающего, таким образом, незримое свое присутствие на высоте нескольких десятков или более метров, шум обретает невиданный прежде размах: воспарив ввысь и усилившись многократным эхом, удесятерившим его мощь, словно при посредстве множества громкоговорителей, он подавляет теперь своей рассеянной, но оглушительной, чудовищной силой, заполняя собой гигантское подземелье, вагон, уши, наконец, сам череп, этот последний резонатор, вбирающий молотоподобные удары и стоны металла в их наиболее концентрированном виде.