Мемуары Муми-папы

и Возможное, новый день, в который может произойти всё что угодно, если только ты сам не против.

Я был очень одиноким муми-ребёнком, что часто случается с талантливыми самородками. Никто меня не понимал, и меньше всех — я сам.

продолжатся! — крикнул Фредриксон. — Мы отправимся в полёт на «Морзком оркесторе»! Все вместе! Папы, мамы и дети!
— Нет, не завтра, прямо сейчас! — закричал Муми-тролль.
И вся компания высыпала в сад, в предрассветный туман. На востоке в ожидании зари чуть светлело небо. Солнце уже готово было явиться — ещё несколько минут, и ночь пройдёт, и всё начнётся сначала.
Новая дверь

Тихо! — потребовал Фредриксон и поднял свой бокал. — Завтра…
— Завтра… — повторил Муми-папа с юношеским блеском в глазах.
— Завтра Приключения

не вмещала столько вопросов, возгласов, объятий, объяснений и бокалов с тодди. А когда мама и папа Сниффа разложили свои пуговичные коллекции и с ходу подарили ему половину, вокруг поднялось такое, что Мюмла собрала своих детей и попрятала их по шкафам

оба притащили свои пуговичные коллекции в больших чемоданах. Был там и Юксаре с погасшей трубкой в зубах, и Мюмла, рыдающая от избытка чувств, и Мюмлина дочь, и остальные тридцать четыре Мюмлиных ребёнка, и, конечно же, малышка Мю (которая вообще не выросла). И когда все они набились внутрь, стены веранды слегка округлились.
Это была неописуемая ночь!
Никогда ещё ни одна веранда

Стаканчик мне. И привидению. И тем, кто за дверью, тоже!
— А что, там ещё кто-то есть? — спросил Муми-папа.
— Ну так, несколько родителей, — сказал Фредриксон и засмеялся. — Они немного стесняются.
Снифф и Снусмумрик выбежали под дождь, где стояли их папы и мамы, дрожа от холода и чувствуя себя неловко оттого, что они так долго где-то пропадали. Был там Шуссель, державший за лапку Муссель, —

— Кто там?!
Низкий голос ответил из-за двери:
— Открой! Ночь холодна и дождлива.
Муми-папа настежь распахнул дверь.
— Фредриксон! — завопил он.
И на веранду шагнул Фредриксон. Он стряхнул с себя капли дождя и сказал:
— Не сразу я тебя нашёл. Привет, привет!
— А ты ни капельки не постарел! — восхищённо заметил Муми-папа. — О, как же я рад! О, как я счастлив!
Вдруг из-за спины Фредриксона послышался слабый глухой голосок:
— В такую роковую ночь забытые кости гремят, как никогда! — И из рюкзака Фред­риксона с премилой улыбкой выползло привидение собственной персоной.
— Проходите, пожалуйста! — воскликнула Муми-мама. — Хотите тодди с ромом?
— Спасибо, спасибо, — согласился Фред­риксон. —

— Кто там?!
Низкий голос ответил из-за двери:
— Открой! Ночь холодна и дождлива.
Муми-папа настежь распахнул дверь.
— Фредриксон! — завопил он.
И на веранду шагнул Фредриксон. Он стряхнул с себя капли дождя и сказал:
— Не сразу я тебя нашёл. Привет, привет!
— А ты ни капельки не постарел! — восхищённо заметил Муми-папа. — О, как же

И вот пришла и так же быстро ушла пора летнего солнцестояния (когда, кстати говоря, у Мюмлы родилась ещё одна дочка, которую назвали Мю, что означает «меньше-не-бывает»), цветы распустились и стали яблоками или ещё чем-нибудь вкусным и были съедены, и меня, уж сам не знаю как, затянуло в опасную трясину повседневности, вплоть до того, что я посадил бархатные розы на капитанском