В конце пятидесятых — начале шестидесятых годов Стругацкие пишут повесть за повестью, как бы спеша испытать все возможности традиционной НФ, прежде чем решительно отступить от традиций.
«Полдень, XXII век» и «Далекая Радуга» — завершение этого этапа поиска. Все еще научно-техническая фантастика, нет пока философской и психологической глубины, которой отмечены вещи зрелых Стругацких, но перевал рядом, за поворотом.
Отступают в тень привычные атрибуты— киберы, звездолеты, скафандры, — и на авансцену выходят живые люди: их удачи и утраты, счастье творчества и беда бесталанности, муки совести, выбор между бесчестьем и смертью.
В этих повестях еще звенит бравурная медь Утопии. Они принадлежат своему времени — оттепели, короткому периоду надежд в нашей истории.
Надежды оказались тщетными, и сейчас, четверть века спустя, и надежды, и повести кажутся нам наивно-оптимистичными. Но, может быть, этого нам сейчас, в пору смут и страхов, как раз и не хватает.
Не хватает полуденного солнца, многоцветья радуги, радостных ожиданий.
