Книга Вина

самого человека заставляет ощущать себя беззаботным и счастливым – богом, хотя похмелье каждый раз напоминает о смертности и конечности человеческой природы, о том, что душа и тело – две совершенно разные вещи.

В наше, стыдливое во многих отношениях, время винопитие рассматривают как проблему социальную, медицинскую, психиатрическую и стараются решить ее, по меткому выражению Ортеги-и-Гассета, «гигиеническим образом». Мы раздвоены между дорогими винными салонами, где изощренные сомелье соблазняют нас особенностями «тел» и «характеров» редких сортов вина, и тупыми лицами конченых алкоголиков, пробавляющихся суррогатами, оскорбившими бы любого древнего грека, тем более Диониса. Вино нас притягивает – но это притяжение оборачивается коллективным чувством вины. Мы не научены искусству общения с ним, нам кажется, что вино – всего лишь один из аксессуаров «пищевой корзины», которым некоторые из нас излишне злоупотребляют. Мы забыли, что это особая сила, обладающая собственной волей и правами. И мы страшимся вина, для нашей культуры оно – враг, потому что упорно не хочет быть помещенным в «цивилизованный» и «человеческий» мир.

Юноша! Скромно пируй, и шумную Вакхову влагу
С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай.

возможность распознать природные качества человека

ожидание скорби называется страхом, ожидание удовольствия – отвагой

симпосий – прекрасное место для испытания человеческой породы

Сократ, способный пить и не пить, оставаясь при этом философом, – идеал мудреца, который настолько владеет собой, что способен сохранять ясность ума даже в процессе безудержного возлияния.

Дионисов дар выводит наружу те склонности, которые мы скрываем от других, а порой и от самих себя. Многие черты характера и «породы» человека открываются благодаря гомеопатическому приобщению крови Диониса.

Смешанное, то есть усмиренное, подвластное не только божественной, но и человеческой природе, вино

Однако потребление неразбавленного вина все равно было примером «девиантного» поведения. Во времена поздней республики и ранней империи в Риме это стало своеобразным вызовом традиции, отказом от насаждаемой, часто лицемерной, культуры воздержанности в пользу искусственно принимаемой позы варварства.