– «Скажет ли глина горшечнику: „что ты делаешь?“ – мягко пробормотал Гров почти про себя.
Но его недоговоренная цитата разверзла уста молодого человека, который утром показал мне, как найти комнату Грова.
– Исайя, сорок пять, девять, – сказал он. – «Приобретение премудрости выше рубинов», – добавил он негромко, будучи, без сомнения, слишком молодым и незначительным по своему положению, чтобы участвовать в споре, но не желая, чтобы старший разглагольствовал, как ему вздумается. Я и раньше замечал, что он несколько раз пытался вмешаться в разговор, но едва открывал рот, как Гров перебивал его и продолжал говорить, будто того тут не было.
– Иов, двадцать восемь, восемнадцать, – сердито буркнул Гров, раздраженный такой дерзостью. – «И кто умножает познания, умножает скорбь».
– Екклесиаст, один, восемнадцать, – отпарировал Томас Кен, также, видимо, разгорячаясь. Я распознал какую-то старую ссору, которая не имела никакого отношения ни ко мне, ни к опытам. – «Доколе, невежды, будете любить невежество? Доколе глупцы будут ненавидеть знание?»
– Притчи, один, двадцать два. «Мудрость твоя и знание твое – они сбили тебя с пути».
Заключительный удар прикончил беднягу Кена, который не сумел вспомнить источник этой цитаты. Он покраснел от такого публичного унижения, отчаянно пытаясь найти ответ.
– Исайя, сорок семь, десять, – с торжеством объявил Гров, когда поражение Кена стало очевидным для всех.
Кен со стуком бросил нож и встал, чтобы выйти из-за стола. Руки у него тряслись. Я боялся, что дело дойдет до драки, но все было только представлением.
– К римлянам, восемь, тринадцать, – сказал он, с ледяной медлительностью отвернулся от стола и решительным шагом удалился из трапезной. Мне кажется, эту заключительную ссылку услышал только я, а мне она ничего не говорила. Манера протестантов перестреливаться цитатами из Библии всегда казалась мне несколько нелепой, даже кощунственной.