А главное, я не учла, насколько этот город был больше меня. И теперь он, даже не пошевеливши ни единым мускулом, выплескивал, сливал меня, как и тысячи других человечков. В нем можно было только сгинуть, будто рыцари, не ответившие на вопрос монстра, притворявшегося принцессой. Пока же, подчиняясь силе неразделенного, но растущего влечения к городу, оставалось лишь уклоняться и съеживаться. Кутаться в тускнеющие оттенки закатов, пережидать в портиках и под арками накатившую слезу, зашмыгивать «Где же ты и где искать твои следы», что на площади, врываясь в Пьяццолу, для выпивающих и звенящих монетами заламывает цыганско-советский квартет, и идти дальше, навсегда отказываясь от догадок о том, где же в самом деле ты, где он, где она и где мои шестнадцать лет.