Воспоминания Адриана

Адриана до самого конца будут любить как человека.

Культ Антиноя представлялся самым безумным из моих деяний, он был вышедшей из берегов скорбью, касавшейся меня одного. Но наша эпоха неистово жаждет богов; она отдает предпочтение культам самых пылких и самых печальных из них — тех, что умеют подмешивать к вину жизни толику горького меда загробного мира.

Можно хотеть умереть, но нельзя хотеть задыхаться; болезнь внушает отвращение к смерти; человеку хочется выздороветь, а это уже одно из проявлений желания жить.

если улыбка, взгляд, голос — эти невесомые реальности — исчезли, можно ли говорить о душе?

сила наших страданий оскорбляет окружающих подчас даже больше, чем их причины

Смерть отвратительна, но и жизнь — ничуть не меньше.

Но только один я был способен измерить, сколько едкой отравы таится в глубинах нежности, какое отчаяние скрыто в самопожертвовании, сколько ненависти примешивается к любви

Я не знал, что у боли есть странные лабиринты и что я по-прежнему блуждаю по ним.

Александр сопроводил смерть Гефестиона опустошениями и массовыми убийствами; я считал более достойным подарить своему любимцу город, где его культ сольется с движением толп на общественной площади, где его имя будет вплетаться в непринужденные вечерние беседы

Мы продолжали подниматься вверх по реке, но я плыл по Стиксу